Михаил Колосов - Новые крылья

Настоял Миша на своем, отправил меня за билетами в Милан на завтрашний поезд. На обратной дороге зашел в гостиницу, поинтересовался, не съехал ли господин Болотников. Нет. У себя.

— Его юный спутник, тот, действительно, съехал, а сам синьор Болотников здесь, второй день никуда не выходит из номера.

— Да точно ли он там? Если не выходит, может, номер-то пуст?

— Нет, нет! Хотите сами пройти удостовериться? Синьор постоянно требует водки, и ему приносят в номер.

Удостоверяться не стал. К чему? Да и для Миши нет теперь ни одной убедительной причины. Все равно уедет. Дело в самом Мышонке, а вовсе не в опасности ему грозящей. Я и не буду ничего никому рассказывать. А Болотников-то! Водку пьет. Видно, с ума не сошел. Анну, пожалуй, стоит посвятить, чтоб не мучилась, но не сейчас, пусть уедут. Вернувшись, застал у нас в гостях тетей Бланш и Клер, они тоже уговаривают М.А. не уезжать, черт возьми, как будто нарочно их подучили.

Демианов вырядил Мышонка до неузнаваемости. Я и не думал его отговаривать. Пусть уж до конца разыгрывают свой спектакль. Мы теперь только зрители. Провожали я, Пьетро и Анна. Багажа почти никакого, что ж, так и нужно въезжать в новую жизнь.

Прощаясь, я крепко обнял Демианова и шепнул ему на ухо:

— Помню всё. И никогда не забуду.

Он поцеловал меня в лоб и в губы, и Анну так же, а потом мы поцеловались втроем.

Когда поезд отъехал, Анна взяла меня за руку, сделав скорбное лицо, но я улыбнулся ей, дав понять, что нет никакой трагедии. На обратном пути заехали к нашим. Мама страшно расстроилась, от того, что Миша уехал, и даже попрощаться не заглянул. Анна села плести, а я пошел с Пьетро, помочь ему разобрать снасти. Завтра плывем на острова. Так и хочется сказать: «одни».

Кто настоящая колдунья, так это наша Беннита. Анна очень боялась морской болезни, да что там Анна, и у меня, говоря откровенно, душа об этом болела, но у Бенниты и на такой случай нашлась тисана. Вместо завтрака мы пили ее волшебный настой и с собой взяли сухие травы. Я почему-то думал, что капитан, знакомый Пьетро — пожилой человек. Отнюдь! Совсем немного нас старше, смуглый, черноглазый, немногословный. С ветром нам повезло, и паруса было чем наполнить и качало не слишком. Наша яхта, в сравнении с остальными, малюсенькая, зато быстроходная. К тому же время на ней летит совершенно незаметно. Мы с Пьетро возились с парусом, выполняя приказания капитана. Анна смотрела на воду, не отрываясь. Пьетро специально для нее подцепил сачком немного мелкой рыбешки и показал, как нужно бросать чайкам. Когда у нее стало получаться, восторгу не было предела! От еды она отказалась, выпила еще Бенитиной тисаны, но в общем держалась молодцом. Мы же все трое с удовольствием закусили яичницей с мидиями и выпили кофе. Обедали уже на острове. Пьетро отвел нас в чудесное место, где горячие подъземные источники бьют из скалы прямо в море, их раскаленная вода смешивается с холодной морской и получается теплая, полупресная. А камни образуют нечто вроде большой ванны, в которой мы с Анной часа четыре просидели, не меньше. Несмотря на все развлечения, она нет-нет, да и заговорит о Д., о том, как жаль, что он не с нами. Я ничего не отвечу — она замолчит смущенно, переменит тему, но скоро снова забудется.

— А хочешь, мы тоже поедем в Милан? — И на это я не ответил. Как объяснить ей, (и стоит ли?) что Демианов остался со мной, в моем сердце, и вместе с тем, исчез вовсе. Нет теперь того Демианова, что был моим, а есть совсем другой, тот что с Мышонком и Вольтером в Милане или в Турине с графиней и каноником, или еще с кем-то и где-то.

Ночевали у нашего капитана в рыбацком домишке. Ужин готовили на костре, прямо на берегу. Какой-то особенный суп нам Пьетро сварил, там и помидоры и ракушки и бог знает что еще. Мы с А. уплетали за обе щеки. Как жаль, что нет с нами… ох, это я не то.

Ночью очень замерзли. За завтраком мы с А. уже мечтали, как будем отогреваться весь день в горячей ванне, устроенной природой, но Пьетро завлек нас плыть с ними, рыбачить на глубине. Обещал показать необыкновенную красоту. Я думал отправиться с ними без Анны, но она не пожелала одна оставаться. На яхте она все время дрожала, бедняжка, на палубу не выходила, а я несмотря на резкий ветер, довольно быстро разогнал кровь работой. Мне было не скучно, но беспокоясь за Анну, я уж пожалел было, что не остались. Но увидев то, ради чего нас затащили далеко в море, перестал себя корить. Коралловый риф! Вот что Пьетро так страстно желал нам продемонстрировать. И бог свидетель, он был прав! У капитана оказалась специальная маска — что-то вроде ведра с прозрачным донышком. Я и представить себе не мог ничего подобного! Рыбы, окрашенные, словно райские птицы и как много! А сам коралл будто искусственно создан каким-то новым художником, смелым и слегка безумным. Пьетро что-то страстно старался объяснять. Я понял, что весной, когда вода потеплеет, можно будет нырнуть поглубже, и там увидеть нечто еще более удивительное. Мы втроем поддержали Анну и она тоже посмотрела. Ее происходящее под водой увлекло настолько, что стала уговаривать нас позволить ей нырнуть хоть на минутку. Разумеется, никто не согласился. Пьетро уговаривал ее: «Летом, сеньора Анна, летом мы будем здесь снова!» — Она посмотрела печально — маленькая девочка, расстроенное дитя, не получившее желанного подарка:

— Летом я уж, наверное, не смогу.

— О! Бамбино! Сестра и мать позаботятся о бамбино!

Но я подумал: «Анна, пожалуй, права. Она, вероятно, будет кормить и ей станет не до путешествий». Ну, ничего. Только бы все разрешилось благополучно. А там уж у нас вся жизнь впереди. Ночью помогал управляться с сетями и парусом. Рано утром причалили к Сорренто с горой свежей рыбы.

Отсыпались у наших. Вдруг шум, переполох. Вскочили. Что такое?! — Отец приехал!

Они уединились с Анной на несколько часов. Не знаю, о чем был у них разговор. Требовал он отчета о нашей новой жизни, или просто наслаждался обществом дочери после долгой разлуки, она не посвятила меня. Потом настала моя очередь. Я не без некоторого содрогания вошел к нему. Пожал мне руку, усадил, справился о здоровье. Я почему-то стал подробно отвечать об Аннином, как она ест, как спит и что сказал доктор. Он улыбнулся.