Юлия Голубева - Калигула. Тень величия

И сегодня утром она решила наконец выяснить, что затеял ее муж. Она вошла в таблиний, оттолкнув раба, пытавшегося предупредить хозяина.

— Неужели я для тебя стала посторонней, Невий Серторий? — сердито спросила она. — Мне показалось, твой раб был исполнен намерения не пускать меня сюда.

Макрон поднял на нее воспаленные глаза и тяжело вздохнул:

— Что тебе нужно, Энния? Денег?

Две слезинки из обиженных глаз прочертили на ее щеках быстрые дорожки.

— Нет. Всего лишь твое внимание, мой муж, — с нажимом произнесла она последнее слово. — Ты занят чем-то противозаконным и держишь меня в неведении. Но это трудно не заметить. Что происходит? Пора тебе держать передо мной ответ.

— Это небезопасно, моя дорогая. Зачем тебе лезть в мужские дела? — Макрон с досадой перевел взгляд с ее лица на недоконченное послание. Рука его потянулась к стилю. — Тебе лучше вернуться к домашним делам.

— Значит, Валерия Мессалина может быть замешанной в ваши мужские дела, а я нет?! — с вызовом крикнула она. — И почему этот юноша Фабий Астурик привез ее именно в наш дом? Кто довел ее до такого состояния? И, самое интересное, почему и ты, и она называете его совсем другим именем?

— Ты суешь нос не в свои дела, Энния! — возмутился Макрон.

— Ты все еще мой муж! И я всегда буду рядом, хочешь ты этого или нет, Невий Серторий! И я не боюсь опасностей! Кому, как не мне, ты можешь довериться? Видят боги, я никогда не предавала тебя!

Макрон язвительно усмехнулся, и Энния покраснела, но не стала оправдываться и даже не опустила глаза.

— Я себя предавала, но не тебя! И ты обещал, что никогда не напомнишь мне об этом! Ты сам говорил, что мы должны быть едины. Так почему ты сейчас решил отдалиться от меня?

Макрон понимал, что жена права. Если заговор не удастся, то ее тоже не пощадят, и знала она что-либо или нет, это будет неважно. Ее сбросят с Тарпейской скалы вместе с ним, как изменницу.

— Хорошо! Ты все узнаешь. Вечером ты можешь присутствовать на встрече, и для тебя многое прояснится. А о Мессалине могу лишь сказать, что это сделал с ней наш любимый цезарь.

Энния тихо ахнула и прикрыла рот рукой.

— Кстати, как она сегодня? — спросил Макрон.

— Уже лучше, — ответила Энния. — Сегодня встала и с аппетитом поела. О, Венера! Бедная девочка! Ее тело — сплошной синяк, но она на пути к выздоровлению. Мазь, которую дал лекарь, довольно быстро затянула все раны. Калигула превратился в настоящее чудовище! Мессалина совсем еще ребенок. Я так понимаю, ее отчим не знает, что произошло?

Макрон отрицательно покачал головой.

— Он и не узнает, к счастью, он сейчас уехал из Рима по срочным делам. Мессалина — настоящая героиня! Она рисковала ради общего дела и добилась успеха. Теперь ничто не препятствует нам осуществить задуманное.

Лепид проснулся, едва солнечный луч скользнул по его лицу. Рядом в катедре дремала служанка. Он недовольно потянулся, распрямляя затекшие ноги, пора бы ему уже встать, несмотря на строгий запрет лекаря. Эмилий осторожно присел, голова уже не кружилась, и спустил ноги на пол. И тотчас перед глазами зароились черные мушки — предвестники обморока.

Лепид глубоко вдохнул, стараясь не поддаваться слабости, и попытался встать. Шаг, еще шаг, и он сможет дойти до двери. Внезапно мрак сгустился перед глазами, и он почувствовал, что падает ниц. Вбежавшая Ливилла едва успела подхватить его и с помощью служанки уложить обратно на ложе.

— Ах, Эмилий, что ты наделал? Тебе же строго-настрого запрещено вставать, — мягко укорила его Ливилла.

— Тебя не было рядом, когда я проснулся, и я решил, что могу сделать тебе приятное, если сам доберусь до сада и принесу цветов.

Ливилла с недоумением посмотрела на него. Эмилий ласково ей улыбался. У нее создалось впечатление, что Лепид повредился в уме, ведь еще вчера вечером он, по обыкновению, был груб с нею.

— Не нужно мне цветов, Эмилий, — устало сказала она. — Я приказала собрать свои вещи, скоро подготовят эсседрий, чтобы я смогла быстрее вернуться в Рим.

— Но ты не можешь бросить меня здесь одного! — встрепенулся Лепид.

— Могу! — твердо ответила Ливилла и потерла рукой глаза. Ей хотелось спать после бессонной ночи. Спину ломило от жесткого узкого ложа, где она провела в любовных утехах с Юлием Лупом немало часов.

— Я хотел бы, чтобы мы вернулись вместе, моя красавица, — вкрадчиво произнес Эмилий. — Присядь рядом, мне нужно сказать тебе кое-что важное.

Ливилла недовольно поморщилась.

— Меня проводит преторианец, к тому же мы поедем днем. И у меня нет времени рассиживаться, я должна зайти к Домиции, чтобы забрать прошение для брата. Ее все еще не покидает надежда, что своими мольбами она заставит цезаря изменить решение по зачислению Саллюстия в коллегию жрецов.

— Я все-таки хочу, чтобы ты выслушала меня перед отъездом. Наш разговор не займет много времени. Прошу тебя, Ливилла, не отказывай мне.

Девушка удивленно посмотрела на Эмилия. Таким тоном он никогда не говорил с ней, обычно просто приказывал, но никогда не просил. Она присела в катедру и отослала взмахом руки служанку.

— Я много думал о нас с тобой, — начал Лепид. — Ты прекрасна и добра. А я поступал с тобой как чудовище. Мне нет оправдания, но я хочу, чтобы ты простила меня. Как только мое здоровье восстановится, я буду просить твоего брата о его согласии на наш брак.

Ливилла не верила своим ушам.

— Мне было видение сегодня ночью, во сне. Сама Венера спустилась ко мне и благословила наш союз, — продолжал врать Лепид. — И меня озарило, что ты станешь мне прекрасной и верной супругой.

— А как же Агриппина?

— Твоя сестра отныне не будет ни моей любовницей, ни моей невестой, как она об этом мечтает. Ее нрав способен оттолкнуть любого, а я предпочитаю нежность необузданности и любовь страсти. Я люблю только тебя, Ливилла!

Лепид взял ее руку и поднес к губам.

— Я был нежен и заботлив с Друзиллой. Ее буйный характер укротила смертельная болезнь, и мы познали с ней счастье взаимопонимания и единения сердец. Она умерла с улыбкой на устах. Ты согласишься начать все заново? Или я упустил свой шанс?

Девушка, казалось бы, безучастно пожала плечами, но Эмилий уже понял, что она колеблется, и продолжил натиск.

— Клянусь Венерой, моя любовь к тебе искренна. И потому больше я не стану удерживать тебя подле себя. Уезжай, если надумала. Рана изуродовала мое лицо, я понимаю, что тебе противно смотреть на того, кто был прежде красив, а сейчас уродлив. Но это скоро пройдет, и тогда я вернусь в Рим, чтобы покорить тебя.

Ливилла была тронута до глубины души этими словами, она не ожидала, что он способен на такие сильные чувства. Из глаз ее покатились слезы, и она медлила уходить.