Юлия Голубева - Калигула. Тень величия

Лепид решил, искоса наблюдая за ней, что надо закрепить результат. До чего же она глупа и наивна — всего несколькими словами он смог переубедить ее так быстро! У нее совсем нет силы воли!

— Я долго боролся с обуревавшими меня чувствами, — вдохновенно продолжал он лгать. — Был невыносимо груб, даже ударил тебя, моя Ливилла. Но сердце мое обливалось кровью, протестуя. И я сдался на его милость, открыл душу для любви. Только вот не опоздал ли?

Его здоровый глаз, обращенный к девушке, заволокла влага.

— Нет! Нет! — вскричала Ливилла. — Ты не опоздал, Эмилий! Я люблю тебя! Люблю!

Она порывисто поднялась, не веря своему счастью, приникла к Лепиду и покрыла его лицо поцелуями.

— Прости меня, Эмилий, прости! — лепетала она, вспоминая свою ночь с Юлием Лупом. Как она могла? — Я буду любить тебя вечно! Ты мой бог! Ты мое солнце! Я никуда не уеду и останусь с тобой!

Лепид несколько ошалел от такого натиска, но, довольный, не противился ее поцелуям и объятиям.

— Мне надо прилечь, — наконец проговорил он, и Ливилла поспешила подложить ему под голову подушку. Глоток травяного настоя, и боль немного отступила.

Неужели ему теперь придется все время изображать перед ней влюбленность? Ничего, в Риме все вернется на круги своя, и Агриппина поможет ему удержать в узде свою сестричку.

— Я истосковался по твоим ласкам, любовь моя! Красотой твоего обнаженного тела можно любоваться бесконечно. Я закажу твою статую лучшему скульптору!

Ливилла покраснела от удовольствия. А Лепид с досадой подумал, что эта гусыня никогда не станет такой же пылкой и страстной, как ее сестры. Она так и останется скованной и неумелой в любовных утехах.

— Тебе надо отдохнуть, — сказала девушка, с нежностью глядя на него. — Ты и так переутомился из-за этого долгого разговора. Поспи, а я посижу рядом с тобой. Только отлучусь предупредить слуг, чтобы отменили мой отъезд.

— Нет! — капризно произнес Лепид. — Останься, я не хочу, чтобы ты даже на миг покидала меня. К тому же я не нуждаюсь в отдыхе. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы ты…

Он поманил ее к себе и зашептал на ухо то, от чего ее лицо пошло пятнами. Но Ливилла согласно кивнула и послушно расстегнула фибулу туники.

Юлий Луп, весело насвистывая, шел по коридору. Голова у него шла кругом оттого, что произошло этой ночью. Мысль о том, что он обладал сестрой самого цезаря, окрыляла. Сердце его переполняло самое восхитительное чувство на свете — любовь. Он уже рисовал себе радужные картины их совместного возвращения в Рим. О, он не сомневался, что сумеет затянуть это путешествие, наслаждаясь близостью с самой прекрасной женщиной на свете! Юлий мечтал, что во дворце им будет встречаться гораздо легче, ведь он часто стоял на охране ее покоев. Кассий Херея пойдет навстречу его просьбе и доверит оберегать сестру цезаря и во время ее выездов. Так они смогут быть все время вместе, разлучаясь лишь ненадолго.

Теперь Луп решительно отметал все сплетни, что достигали его ушей. Такая трогательно наивная девушка не могла быть замешана в грязные игры ее сестры и Эмилия Лепида. Уж он позаботится, чтобы никто во дворце не смел позорить ее честное имя!

Покои Ливиллы оказались пусты. Лишь наполовину заполненный одеждой ларь стоял посреди кубикулы. Юлий окликнул проходившего мимо раба:

— Где госпожа? Мы скоро выезжаем, а я не могу ее найти.

— Я не видел ее, преторианец. Тебе лучше зайти в таблиний и спросить нашу хозяйку.

Но Домиция Лепида сидела в таблинии совершенно одна, поливая слезами лежавший перед ней свиток с прошением. Увидев Лупа, она с надеждой приподнялась, но он поспешно задернул занавес, избежав ненужных просьб и расспросов. Неужели Ливилла решила проститься с Лепидом? Юлий нахмурился. Хотя что плохого может быть в том, что она напоследок зашла к раненому? Если Эмилий вздумает передать с ней письмо, у Лупа будет еще возможность незаметно украсть его. Пусть считает, что Калигуле не до него сейчас, ведь цезарь даже не удосужился выслать подкрепление для розыска напавших на Эмилия разбойников.

Стоявшая у покоев Лепида служанка попыталась удержать его за рукав, не желая пускать внутрь, но он грубо оттолкнул ее и отодвинул занавес. Зрелище, представшее его глазам, настолько потрясло его, что он, отпрянув, едва не упал.

Его возлюбленная, обнаженная, сладострастно изогнувшись, сидела верхом на лежащем Эмилии. Ее дивные белокурые волосы ниспадали водопадом на голые плечи, а тонкие изящные руки нежно сжимали запястья Лепида. Она стонала и двигалась так же страстно, как и сегодня ночью в объятиях Юлия.

Тьма сгустилась перед его взором, и лишь через несколько мгновений он только осознал, что плачет. Впервые в жизни. В груди было так нестерпимо больно, как будто греческий огонь бушевал там, превращая сердце в выжженную безжизненную пустыню.

Луп смахнул слезы и побежал на конюшню, его лошадь уже оседлали. Вскочил в седло и помчался прочь из этого дома. Путники на Аппиевой дороге в ужасе шарахались от копыт его коня и кричали вслед ругательства. Многим казалось, что разъяренные фурии преследуют одинокого всадника.

«Проклятая шлюха! — бормотал Юлий, подставляя ветру разгоряченное лицо. — Ты надругалась над моей любовью, гнусная предательница. Но я отомщу тебе!».

Он не мог знать, что своим бегством ставит под угрозу не только жизнь своего бывшего начальника, но и судьбу заговора, в который даже не был посвящен.

Германик держал в руке баночку с целебной мазью и пытался уговорить Мессалину смазать синяки. Девушка досадливо отмахивалась, пересматривая свитки. В лежащем положении это делать было чрезвычайно неудобно, потому как свитки норовили завернуться обратно, а Гемелл упрямо не желал ей помогать, пока она не сделает того, что поручил ему лекарь.

— Вот! — девушка наконец-то прервала чтение. — Эту матрону можно смело вычеркнуть из списка. Ее двоюродный брат женился на вольноотпущеннице.

— А ты-то откуда это знаешь? — удивился Германик.

— Моя семья именно из-за этого с ними не общается. Мы считаем, что они запятнали знатность своего имени. Вместо нее ты впишешь имя Домиции Лепиды Младшей, моей матери. Отчим будет в восторге от подобной чести и с радостью выложит миллион за ее назначение в почтенную жреческую коллегию.

— Но ведь твоя мать сейчас с Феликсом в деревне. Она поклялась не переступать порог дома и не общаться с мужем, пока тот не простит сына. Ты сама мне об этом рассказывала, — возразил Гемелл.

— А она и не вернется. Я имею полное право занять ее место среди жриц. Но Калигуле это будет неизвестно, мы встретимся с ним лицом к лицу во время церемонии освящения статуи Друзиллы в храме Венеры. И вот тогда-то я и приведу задуманное в исполнение.