Валерий Замыслов - Горький хлеб

— Вот то верно, Митрий. Еще покойный царь Иван Васильевич за укрывательство беглых мужиков по десять рублев повелел в казну взимать. Пущай мошной тряхнет князь, ‑ проговорил осанистый, горбоносый, с чернявой кучерявой бородой Григорий Сумбулов в байберковом [91] Байберк ‑ плотная шелковая и парчовая ткань. кафтане.

"…Великий государь всея Руси Федор Иванович! Воззри на мою горькую слезную просьбу и свою царскую милость окажи", ‑ закончил Митрий Капуста.

Прокофий Ляпунов не спеша отпил из кубка, закусил груздочком и молвил степенно:

— Не все в грамотке указал, друже Митрий. Надлежит государю добавить письма разумного.

— Научи, Прокофий Петрович. Впервой челобитную пишу. Не горазд я к чернильному делу.

Ляпунов отодвинул от себя кубок, распрямил крутые плечи и, поглаживая рыжеватый ус, заговорил длинно и издалека:

— И в моем земельном окладе было не сладко. Пять лет назад пожаловал мне государь за верную службу поместье на Рязанщине в триста душ. Радехонек был. Двести десятин ‑ земли немалые, есть чем кормиться. А когда приехал в поместье, за голову схватился, други мои. Достался мне оклад царского опричника Василия Грязнова. Ранее эти земли боярину Колычеву принадлежали. Сказнил его Иван Васильевич, а вотчину опричным людям роздал. Ну, скажу я вам, братцы, и поместье! Хуже нет. После Василия Грязнова не только что пиры задавать, а и раз изрядно потрапезовать нельзя. Разорил оклад Василий. Мужики обнищали, разбрелись по Руси, земли пахотные запустели ‑ куда ни кинь ‑ пустошь да перелог. Всего с десяток крестьян в поместье осталось, да и с тех неча взять. Призадумался я, а затем челом государю Федору Ивановичу ударил. Слезно просил льготу дать года на четыре, чтобы мужички мои дани не платили, ямских и посошных денег в казну не давали, на построй городов и крепостей не отзывались, от наместника, волостителя поборов не имели, коня царского не кормили, сена на государеву конюшню не косили, прудов не прудили, к городу камня, извести и колья не возили, на яму с подводами не стояли, ямского двора не делали…

— Ишь ты как закрутил, ‑ прервав Ляпунова, качнул головой Митрий Флегонтыч.

— Вот и в твоей челобитной одного письма не достает, друже Митрий. Не забудь приписать.

— Был бы прок, ‑ буркнул Капуста и снова потянулся к оловянному кубку.

— А про то государю решать. Прислал ко мне царь Федор Иванович приказного человека из Разряда [92] Разрядный приказ ‑ одно из ведущих государственных учреждений, ведавшее служилым дворянством. В московском Разряде хранились списки столичных и уездных дворян, а также детей боярских. , чтобы слезную грамоту мою проверить, дознаться, отчего поместье запустело. От голоду, лихого поветрия, государева тягла или самого дворянина служивого, от его небреженья? Две недели ездил приказной по сельцам да погостам с обыском. До всего дознался и государю доложил, что поместье от опричных дел да ливонских тягот запустело. Царь Федор Иванович смилостивился и льготы мне на оные годы дал.

— Так поправил ли дело, Прокофий Петрович? ‑ вопросил Капуста.

— В первые годы, когда поместью моему облегчение дали, крестьяне малость выправились. Зачали десятины пахать, хлебушком обзавелись, избенки новые срубили, А потом новая поруха вышла. Мне‑то поместьем кормиться надо да цареву службу справлять. Изделье крестьянам на два дня увеличил, оброк деньгами на себя стребовал. Взроптали мужики!

— Велик ли оброк с оратая берешь? ‑ поинтересовался Истома Пашков, распахнув голубой зипун.

— По три рубля, двадцать алтын да четыре деньги с сохи [93] Соха ‑ в данном случае ‑ мера земли в древней Руси, являвшаяся единицей налогового обложения. , друже Истома Иванович, ‑ ответил Ляпунов.

— Ох, свирепствуешь, Прокофий Петрович, ‑ ахнул Митрий Флегонтыч. ‑ Уж на што я с крестьянами крут, но и то токмо по два рубля с полтиной взимаю. Не зря у тебя крестьяне бунтуют.

— Крестьяне нонче всюду гиль заводят. По всей Русн смута зачинается. У меня в поместье приказчика насмерть дубинами побили. Чего доброго, и хоромы спалят, ‑ проворчал Истома Пашков.

— Худо живем, братцы, ‑ вздохнул Григорий Сумбулов. ‑ И у меня та же поруха. Почитай, половина мужиков из поместья на патриаршие да боярские земли разбежались Бояре‑беломестцы [94] Беломестцы ‑ лица, не несшие общего тягла и повинностей в силу их принадлежности к привилегированным сословиям феодального общества. Белая земля ‑ или "обельная земля" ‑ название в Московском государстве XVI ‑ XVII вв. земли, освобожденной от податей. Обеление части дворянской земли установлено было около 1590 г. (причем, освобождалась от податей часть боярской запашки). В XVII в. с введением "живущей четверти" (податной единицы обложения земель), а потом двора, в качестве единицы обложения, боярская запашка тем самым освобождалась от обложения. Белыми в посадах (городах) были также дворы служилых людей, монастырей и архиереев, что вызывало со стороны посадских людей, подлежащих тяглу, сильнейшие протесты. вконец обнаглели. Пришлют в деревеньку своего человека и прельщают крестьян. Гришка‑де, у вас человечишко худородный, поместьишко у него скудное. Ступайте‑ка в заклад на белые, без царевых податей, земли к моему родовитому боярину. Он вам доброй земли пожалует, кормить и поить будет вволю. Вот и бегут крестьяне к сильным людям. А кинься на розыски ‑ и толку мало. Либо запрячут мужиков в своей вотчине, либо совсем тебя не пустят. Сунулся я было к князю Черкасскому, а он на меня псов натравил да оружных людей навстречу выслал. Еле живым ушел. Снарядил гонца к царю с челобитной ‑ и тут прок невелик. Перед Москвой гонца перехватили, грамоту отобрали и батогами избили. И к самому царю теперь не пробиться: он все по хоромам да святым обителям ходит, совсем затворником стал. Одна надежда на боярина Бориса. Родовитых он зело недолюбливает.

— Ты бы потише, Григорий Федорович. Остерегись, вон как целовальник глазами зыркает, ‑ вымолвил Пашков, понизив голос.

— Нету мочи, Истома. Горит все в душе. Ведь, когда татарин на Москву пойдет, мы его грудью встречать будем. На дворянстве Русь держится. Отчего царь о нас забывает и плохо печется?

— На днях смоленские и тверские дворяне челобитную государю подали. В грамоте той просили царя, чтобы заповедные лета навсегда закрепить, сказал Прокофий Ляпунов.

— Без того нам не жить. Мужик должен вечно и потомственно к нашим землям приписан. Вечно и потомственно! ‑ громко повторил Григорий Сумбулов, ударив кулаком по столу.

Друзья согласно закивали головами.

За соседним столом слышно было, как переругивались двое дворян:

— Ты в моих озерах рыбу ловишь! На святого Иова‑горошника твоих воровских людишек мои крестьяне поймали. Это што? ‑ кричал дородный, ушастый дворянин, язвительно посматривая на соседа.