Валерий Замыслов - Ярослав Мудрый. Историческая дилогия

Под удары бубнов и ликующие возгласы, старейшина отпил несколько глотков и громко произнес:

— Я вкусил сей дар Матушки Земли в честь священного Световида, дабы он даровал моему народу во всем изобилия, богатства и победу над врагами. Слава Световиду!

— Слава! Слава, Слава! — громозвучно отозвалось племя.

После этого священный рог был опять вставлен в руку Световида. Вновь все люди Медвежьего угла встали на колени и принялись молиться богу. Молились долго, рьяно, пока их не остановил Сиворг.

— Жертвы — Световиду!

К капищу подволокли, убитые еще утром, жертвы — от волов до овец, а затем был внесен великий пирог из пряничного теста, в кой мог поместиться во весь рост старейшина.

— Зрите ли меня? — вопросил Сиворг.

Племя ответило:

— Не видно, старейшина!

Тогда Сиворг обратился к богу:

— Умоляю тебя, Световид, чтоб меня на будущий год хотя бы немного увидели. Умоляю!.. [183]

Пиршество шло до самого вечера. Целый год ждало племя священного дня, а в другие дни оно поклонялось Велесу.

Сиворг пригласил Урака в своё жилище, где с главным жрецом праздновали приближенные вождя.

— Я не видел, чтобы ты и твои люди принесли что-то в жертву Световиду, — обратился Сиворг к гостю.

— Прости, вождь, но я не привел с собой волов и овец. Зато я приношу в жертву Световиду тридцать гривен серебра. Надеюсь, что бог будет доволен. Вот эти гривны.

Урак вытянул из кожаного мешка серебро и положил его перед жрецом.

— Световид не будет гневаться, — сдержанно отозвался вождь, хотя глаза его блеснули хищным огнем.

После пиршества Сиворг оставил у себя одного Урака.

— А теперь подробно расскажи мне о нраве князя Ярослава и его дружине. Умен ли, способен ли вести войну, и все ли верны ростовскому князю?

Ураку было что рассказать…

Зима выдалась лютая, морозная, перемежаясь с бешеными вьюгами. Ростов утонул в высоких серебряных сугробах.

Из княжьих теремов, боярских и купеческих хором, из изб простолюдинов тянулись к небу кудлатые дымы, — у одних из печных труб, у других — из волоковых оконцев.

На улицу страшно нос высунуть, но Ярославу было жарко. Жарко от любви, коей одарила его Березиня. Теперь три раз в неделю, несмотря на жестокую стужу, он выбирался в Белогостицы к своей ненаглядной ладушке.

Прошка смирился. Сам же когда-то сказал:

— Коль тебя моя дочка сама полюбит, мешать не стану. Но коль обижать начнешь, никогда больше Березиню не увидишь, князь.

— Я своему слову всегда был верен, Прохор. Никогда с моей стороны пагубы Березине не будет.

— Ну, ну.

А тогда был Прошка взбешен. Он влетел в горенку дочери и напрямик спросил:

— Силом тебя князь взял, аль полюбовно в тяжкий грех впали?

Березиня повалилась отцу в ноги.

— Прости меня, тятенька. Слюбен мне Ярослав. Слюбен! На князе вины нет.

Тяжело вздохнул Прошка и опустился на лавку. Глянул на вошедшего Ярослава растерянными глазами.

— Чего дале-то будет, князь?

— Да ничего худого, Прохор. Возьму Березиню в жены и позову в свой терем.

— В жены?.. Язычницу, да еще без благословения отца твоего Владимира?

— Добьюсь и благословения, — молвил князь, но в его голосе не было обычной твердости.

Заметил это и Прошка.

— Нет, князь. Из блохи голенища не выкроешь. Не благословит тебя великий князь. По нашей исконной вере ни одна дочь без согласия родителей замуж не выходит, а уж по вашей, как я наслышан, надо в Христовом храме венчаться. Но Березиня к храму и близко не подступит.

Всё, что сказал Прошка, Ярославу было хорошо известно. Объявить дочь смерда княгиней пока невозможно. Березиня хоть и полюбила его, но от своей веры она не отшатнется, чтобы он не доказывал ей о преимуществах христианства. Венчание и впрямь отпадает.

Едва ли решится великий князь и на благословение, когда не забыта судьба своего отца Святослава, кой не изведал со своей «рабыней» Малушой ни родительского согласия, ни торжественного обряда венчания в церкви. Уж на что мать, княгиня Ольга, истинная христианка любила своего первенца, единственного сына, но на свадьбу его с ключницей не отважилась. Так и жил Святослав с Малушой, как с полюбовницей.

Но такой судьбы Березине князь Ярослав не хотел. Ладушка его, несмотря на всякие людские пересуды, станет в его тереме жить, каждый день они будут видеться. Но и здесь у Ярослава ничего не получилось.

Прошка в тот же день заявил:

— Дочь моя не поедет в Ростов. И не уговаривай, князь. Она останется с родителями. Такова ее воля.

— Это правда, Березиня?

— Да, Ярослав. Я не хочу покидать родительского дома.

Ярослав сник.

Прошка, посмотрев на его потемневшее лицо, понимающе крякнул.

— Дык… Вот так, князь. Но ты можешь дочь мою навещать. Грех, конешно, но что с вами поделаешь.

В тот осенний, сентябрьский день Ярослав вернулся в Ростов. Вновь обо всем подумал, и настроение его улучшилось. Главное, что Березиня, о коей он мечтал долгие месяцы, полюбила его, а это уже само по себе счастье. Он перешагнул порог своей невинности, и теперь он настоящий мужчина. Жаль, конечно, что он не может объявить Березиню княгиней, но такая же судьба постигла и его деда Святослава. Великая Ольга не позволила жить Малуше в княжеском тереме и отослала ее в село Будутино, куда и приезжал полководец Святослав. Вот и Березиня живет в селе. Но встречаться с ней, он, князь Ярослав, будет не в избе смерда Прохора. Он превратит Белогостицы в свою личную резиденцию, как превратил в резиденцию Вышгород его отец Владимир. Сегодня же он отдаст приказ — начать постройку хором в Белогостицах — светлых, просторных, нарядных, дабы радовали глаз его ладушке. Уж в них-то Березиня перейдет: и мать, и отец под боком. Но то, всего скорее, случится летом, а пока он будет все-таки навещать Березиню в избе бывшего холопа-тиуна. А летом он, по всей вероятности, навестит отца Владимира и убедит его дать благословение. Березиню же до этого времени он попытается склонить к христианству. Коль сильно полюбит — пойдет и на этот шаг.

А пока на погосте строился терем, Ярослав ездил к Березине. Ездил даже в самые жуткие морозы. Девушка встречала его с необычайной радостью. А Прошка, глянув на закрытую горницу «грешников», учтиво уходил на двор и ворчал:

— Уж борзее бы хоромы срубили. Мать в закут забилась, а мне на дворе околевать.

И Прошка, дабы не замерзнуть, принимался яростно колоть толстенные сучковатые березовые плахи.

Боярин Колыван трапезовал с сотником Иваном Горчаком. Разговоры, как всегда, плелись вокруг князя Ярослава.

— У нашего Хромыги причуда за причудой. Принимает в дружину даже пришлых людей, никому неведомых. Да где такое слыхано? И коней им, и доспехи. Тьфу!