Алексей Чапыгин - Гулящие люди
- Название:Гулящие люди
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Московский рабочий
- Год:1984
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Алексей Чапыгин - Гулящие люди краткое содержание
А. П. Чапыгин (1870—1937) – один из основоположников советского исторического романа.
В романе «Гулящие люди» отражены события, предшествовавшие крестьянскому восстанию под руководством Степана Разина. Заканчивается книга эпизодами разгрома восстания после гибели Разина. В центре романа судьба Сеньки, стрелецкого сына, бунтаря и народного «водителя». Главный объект изображения – народ, поднявшийся на борьбу за волю, могучая сила освободительной народной стихии.
Писатель точно, с большим знанием дела описал Москву последних допетровских десятилетий.
Прочитав в 1934 году рукопись романа «Гулящие люди», А. М. Горький сказал: «Книга будет хорошая и – надолго». Время подтвердило справедливость этих слов. Роман близок нам своим народным содержанием, гуманистической направленностью. Непреходяще художественное обаяние книги.
Гулящие люди - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
– Добро, старец!
– Уж коли добро, сынок, то вот те Микола-угодник – нищий я, и за рухледь деньги бы.
– Сенюшко, какие ему деньги!…– вскричала Улька. – Кто ж тебя? Он послал с умыслом на харчевой воеводин двор – оттудова в тюрьму берут!
– Племяшка, ой, сука ты… мы о деле сказываем, а ты поперечишь…
Сенька пошлепал тяжелой рукой по худой спине старика:
– Не трусь, старичище, отмщать не буду, а деньги за рухледь получишь… Меня нынче воевода с тюрьмы спущает, расковал – едино лишь ночую с сидельцами…
– Сатана, прости господи, наш воевода, кого – как: иного и пущает, а там закует, и увезут… Так иду, несу рухледь! – Пономарь встал, ушел.
Сенька прислушался к шагам старика, помолчав, сказал:
– Скоро, Уляша, приду проститься! Уйду отсель…
– Ой, Сенюшко, родной ты мой, сколь вместях жили, любовались, ужели неминучая кинуть меня подошла?
– Уходить неотложно, инако пытки и казни не миновать… Воевода мое дело все знает. Ну, воевода не страшен, да страшны дьяки – прознали! Я же уйду к атаману Разину на Волгу, там меня им не достать!
– А мне как?
– Тихим походом проберись в Москву. Скоро, я чай, на Волге да и кругом будет побито и пожжено… переправить тебя надо от дяди в Тверицкую слободу…
– Только бы за Волгу переплыть… Тверицкая мне не надобна – уйду к своим, коих «бегунами» прозывают… Уж коли неминучая, так дай налюбоваться на тебя… поплакать над твоей головушкой удалой…
– День, два, и приду…
– Ах, а я ждать и глядеть буду! Приди, Сенюшко!…
– Приду…
Вошел старик с охапкой платья, пахнущего перегаром водки с примесью запаха ладана.
– Все тут – манатья, стихарь, орарь да еще шелом монаший и оплечье…
Сенька примерил на себя, – все подошло, спросил: – А это что за подушка черная с крестами?
– Наплечник монаший, «параман» именуетца.
– Ну, парамона на плечах таскать не буду!
– Параман, сынок, Парамон – имя, оно к стихарю и не подходит.
– Знаю, потому шутя говорю. А ты сыщи мне чернил да перо.
– У причетника все есть! Столбунец бумаги надобен ли?
– Неси и бумагу! Ульяна пока рухледь приберет, я приду потом, – деньги тебе теперь даст!
– Ладно, ладно, иду!
Старик скоро вернулся, принес бумаги, чернил и хорошо очинённое гусиное перо.
– Песочницы, сынок, не сыскал, писанье пепелком зарой.
– Ладно и без песочницы!
Сенька сел к столу ближе, разложил бумагу и крупно, с росчерками, написал: «Во имя отца и сына и святого духа…»
«Поди-кась… сам потюремщик, а святое имя помнит», подумал пономарь, покрестился, полез на колокольню. Когда взялся за веревки, то отнял руки и еще раз перекрестился: «Голубчики вы мои брякунцы, не чаял вас и увидать больше, да пронес бог грозу мимо…» – И зазвонил. Отзвонив, еще подумал: «С племяшкой помаюсь! Состряпаю, за причетника постою, сведу любиться… пожива тут есть… и не малая пожива… Птичке зерно, а нам каравай хлеба давай – зубы берут!»
В полдень пономарь отыскал на базаре рыбы той, о которой говорил всегда: «Эта дошла!»
Рыба воняла в помещении звонаря и в сенцах. В пристройку к Ульке дверь была заперта. Старик, жуя от удовольствия губами, перемыл рыбу, подсолил и посыпал мелко рубленным луком. Когда управился с рыбой, заглянул к Ульке. Увидав ее вдвоем с Сенькой, попятился, запер дверь и ушел со двора…
Сенька, уходя к Ульке из тюрьмы, прошел в воеводский двор. У ворот стояли два холопа из тех, что были с ними на грабеже,
– Вы, парни, обещались служить мне…
– Чего делать для тебя, Григорей? – Помним, от Домки спас!
– Малую службу вашу надо…
– Сполним и большую, коли укажешь!
– Запаситесь лодкой и, как лишь услышите звон к вечерне у Ильи-пророка, будьте на площади сзади поповских дворов у тына… Туда придет женка с сумой на плече, вы ту женку переправьте за Волгу, к дороге на Тверицкую слободу,
– Лодка будет, Григорей…
– На площадь придем…
– Когда вернетесь сюда и ежели Домка попросит вас ей в чем-либо помочь – помогите!
– И чудной твой приказ, но сполним!
– Знайте… – Сенька оглянулся кругом, сказал тихо: – Домка теперь за нас!
– Ведомо нам… Сергуньку с Ивашкой велела расковать, спустить, им наказала: «Во дворе воеводы не живите, а то опять закует!» Стрелецкий десятник нынче пришел в съезжую избу, на городных стрельцов кричал, спрашивал: «Куда закованные сошли?»
– Десятника того уберем…
– Ладно, Григорей, поможем!
– К ночи вернусь!
Улька горевала… Она плакала, кидалась Сеньке на шею, и от многой кручины по нем с ней началась падучая.
Улька билась на руках любимого. Сенька не дал ей колотиться о пол, подхватив, держал под простыней.
После припадка Улька присмирела. Не сразу вспомнила, почему тут сидит ее возлюбленный. Тихо плакала и вдруг сказала:
– А лучше мне, Сенюшко, утопнуть в Волге. Сенька утешал подругу, как мог:
– Увидимся… проберись в Москву, к Конону поди в Бронную. Живи у него – жди, приду…
– Ей-богу придешь, Сенюшко?
– Приду…
– Ой, убьют тебя!
– Не убьют… Уж тогда буду жить и работать для тебя только…
– Не стану плакать… буду тебя ждать…
– Работай и жди – приду я…
– Кои не померли, стариц сыщу… К Морозовой Федосье Прокопьевне буду ходить, ладно?
– Ладно, Уля, ходи!
В верхней каморке завозился старик, он скоро полез на колокольню. Сенька прислушался, сказал:
– В дорогу все есть?
– А как с узорочьем – тебе-то надо деньги?
– Бери все себе! Поцелуемся на расставанье… Помни! Радость великая будет, когда в Москве опять…
– Ой, и радость! Дай еще поцелую. Вот, вот, не забывай меня, родной…
Улька надевала на плечи суму. Сенька помог. Заметив слезы, строго сказал:
– Не плачь, Ульяна!
– Не… не буду! – всхлипывая, ответила она. Шатаясь, пошла из избушки.
Вверху протяжно, но бойко звонили малые колокола…
Сенька раздвинул столбы старого тына. Еще раз обнялись, и Улька в прогалину меж столбов пролезла на площадь. К Ульке подошли два парня в серых сукманах:
– Тебя ли, женка, Григорей указал за Волгу?
– Ее! – сказал Сенька, задвигая на прежнее место ограду. Парни поклонились Ульке, один снял с ее плеч суму:.
– Дай понесу, ты слабосила…
Они ушли. Сенька вернулся в построй звонаря. В Улькиной пристройке посидел у стола, склонив тяжелую голову на руки, потом тряхнул кудрями, сказал:
– Семен, петля еще на вороту…
Встал, развязал узел, надел стихарь дьяконский, запоясался орарем. Взглянул на свои стоптанные уляди, подумал: «У звонца обутки нет! Ништо, манатья закроет» – и вдруг вспомнил: «А посох? Посоха нет!» – потрогал под лавкой узкую кожаную суму на ремне, заменявшую набедренник, перебрал нужное ему: нож отточенный, пистолет, чернильницу медную. А как перо? – Есть! Нарукавники? – Тут. В тряпице? – Пущай… Посох надобен, а тот черт дует к вечерне!
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: