Юрий Вяземский - Великий Любовник. Юность Понтия Пилата. Трудный вторник. Роман-свасория

VI.В любовных развлечениях Вардия, помимо многочисленных женщин, иногда принимали участие и другие мужчины. Соития для гостей — только по особым праздникам, которые мне тоже лень перечислять. Но на обычных, так сказать, будничных приемах Вардиевых сотрапезников часто развлекали обнаженные танцовщицы и флейтистки. Однажды, как мне рассказывали, принимая у себя какого-то знатного гостя, играя с ним в кости в экседре, Гней Эдий велел трем свои фалиям или Терпсихорам раздеться донага и плескаться в имплувии.

Ты спросишь, что были за гости? Из наших новиодунских и окрестных — знатные гельветы и богатые публиканы, некоторые магистраты и декурионы. Лишь дуумвиры — те, которые в данном году занимали высшие городские должности — только они на «жертвоприношения» никогда не приглашались, пока не истекал срок их магистратуры. И не потому что не проявляли желания. А потому что Вардий, как он выражался, «брал на себя обязанность цензора их добродетели».

Довольно часто Гнея Эдия посещали легаты из Рима, трибуны и центурионы из германских легионов, какие-то чиновники из Провинции, из Реция, Норика и чуть ли не из Иллирика. Не представляясь, как положено, городским властям, они являлись прямиком к Вардию и на день, на два, иногда на три дня исчезали в его городском доме, но чаще на вилле. Что они там делали, никто не знал. Но в городе судачили: как что? пируют и развлекаются, «музицируют»; — многие знали, что Вардий своих купидонок называет по именам Муз, и отсюда среди завистников родилось выражение — музицировать под водительством Лысого Купидона.

VII.Дабы сохранять «боеспособность» (Гней Эдий чаще всего именно это слово использовал), Вардий, как солдат или гладиатор (он любил себя с ними сравнивать), соблюдал режим, диету и ежедневно прибегал к специальным упражнениям и различным процедурам.

Он говорил: «Мужчины обычно обманывают женщин. Они, как варвары, ухаживают за своим лицом или, как греческие атлеты, накачивают мышцы на руках, на груди, на животе, на ногах. Что толку от этого женщинам? Одно надувательство. Выглядит Юпитером и быком, а в мужской своей сути — полудохлый козленок… Я женщин никогда не обманывал. Я подкармливал и упражнял только то, что служит Венере».

Погоди, Луций, не сердись на меня. Меня самого от этих Вардиевых ухищрений часто коробило и подташнивало. И я не собираюсь вдаваться в подробности. Но самое общее представление я должен тебе дать, чтобы ты знал, с каким человеком я два года был в тесном общении.

Режим. Спал он всегда в одиночестве, непременно в «спальне Фанета» (см. 8, III). Он утверждал, что с женщиной боги велели предаваться любви, а коль скоро «жертвоприношение» завершено, нужны молитва на сон грядущий и полный ночной покой; «ведь жрец никогда не спит на алтаре», добавлял Гней Эдий и глубокомысленно улыбался.

Насколько я понял, у моего благодетеля на вилле было два главных домашних «алтаря», две другие его спальни (см. там же). В «спальне Приапа» он «священнодействовал» с теми своими купидонками, которые не требовали от него «духовного напряжения», то есть с фалиями и с Терпсихорами. «Спальня Протея» предназначалась для мельпомен и для клий: «Слона» и «Ларвы».

Диета его. Насколько я понял, Вардий следовал советам Пелигна, которые тот дает в своей «Науке». Не злоупотребляя мясной пищей, в больших количествах поглощая различные каши, Гней Эдий особое внимание в своем рационе уделял капусте, гиметтскому меду, куриным яйцам, белому пеласгийскому чесноку и толченым сосновым шишкам. Ни сатурейских трав, ни перца с крапивным семенем, ни растертого пиретра в многолетнем вине — ни одно из этих стимулирующих средств Вардий не применял, полагая их вредными не только для общего здоровья… Он говорил: «Они ярко горят, но не греют; ну, вспыхнешь разок-другой, а потом холодной золы наглотаешься».

Массажи и упражнения. Они проводились в его «купидестре», специально для этого оборудованной. Один из таких массажей, как ты помнишь, я описал (см. 7, II) . Но тот массаж был невинной безделицей по сравнению с другими процедурами, которым он с помощью некоторых служанок себя подвергал…Не волнуйся! Как обещал, не стану описывать.

Разве что… Уж больно смешное было упражнение!.. Нет, обещал и не буду…

Были и вроде бы обычные спортивные упражнения: езда на лошади, лазанье по шесту, быстрая, очень быстрая ходьба с сильным раскачиванием бедер — этот человек-колобок катился с такой скоростью, что я, например, мог догнать его только бегом…

Всё это я извлекал из своей восприимчивой и, как мне до сих пор кажется, бездонной памяти, и Гней Эдий Вардий представал передо мной всё более непривлекательным, развратным и даже беззаконным.

Но, видишь ли, Луций…

Ты ведь знаешь, я с детства имел склонность к тому, что греки называют системой или теорией, и всегда с уважением и с интересом относился к людям, у которых, как у тебя, эти теории и системы существовали.

У Вардия же на первом месте была именно теория и на втором месте — практика.

VIII.Великим практиком Любви, ее жрецом и мистатогом Вардий считал Пелигна. А себя лишь Учеником знаменитого Учителя. Но он себя тоже как бы писал с большой буквы. Он так объяснял: Пелигн никогда не был теоретиком, он, в разное время охватываемый разными Амурами, жил в Любви и Любовью. Жизнь Пелигна — лучшее из его произведений. Но он, Пелигн, якобы редко пытался осмыслить то, что сам испытывал и переживал, и тем более никогда не стремился возвести свой личный опыт в общую теорию.

Сделать это решил его «единственный настоящий» Ученик, Гней Эдий Вардий. Посвятив себя сначала поэзии, а после отъезда из Рима — истории, у нас, в Новиодуне, он, Гней Эдий, по его словам, наконец-то ощутил и осознал свое истинное призвание — Теория Любви, Амурология как новое направление в философии и ее высшая ступень. Он даже эпитафию для себя сочинил: «Здесь лежит тот, кто всю свою жизнь, не зная усталости, не испытывая сомнений и радуясь в несчастьях, поклонялся Венере, служил Амурам и наблюдал за поведением человеческого сердца».

Он, Эдий Вардий, мне теперь кажется, со своим Учителем поступил так, как чтимый тобой Платон обошелся с Сократом: нет, не сочинил , конечно, а ловко приспособил его к своей теории, заставив иногда переживать, действовать и говорить так, как реальный Овидий Назон, а не возведенный в теорию Пелигн, может быть, никогда не поступал и не чувствовал. Взять хотя бы поэму о странствиях Венеры (см. Приложение I). Вардий утверждал, что Пелигн ее сочинил. Но больше я ни от кого не слышал — а мне потом многие люди, тоже близко знавшие Назона и также считавшие себя его учениками, — ни одна живая душа этой поэмы не упоминала, и все как один на прямой вопрос отвечали, что не было у Овидия никакого «Странствия Beнеры»… Легко могу сейчас допустить, что наш Ученик её сотворил и приписал Учителю. Тем более что стихи её по своему качеству заметно уступают слогу прославленного Сульмонца…