Юрий Галинский - Лихолетье Руси. Сбросить проклятое Иго!

Покинув лесной стан, Клепа и Сенька направились в сторону Тарусы. Под вечер устроили привал. Укрывшись в кустах орешника, стали закусывать. Оба очень устали. Поев, Сенька прилег, зевая, уставился на видневшуюся сквозь листву стежку. Клепа вытер руки о рубище, закрыл сумку-калиту с остатками провизии, но ложиться не стал. Сидел и раздумывал, что делать дальше: возвращаться или заночевать в лесу?..

Вдруг Сенька насторожился, толкнул Клепу. Рыжий обеспокоенно приподнялся, взглянул в просвет между листвой. По лесу шел человек. Одет он был в старый, заношенный до дыр зипун, на голове колпак, в руках тяжелая сучковатая палка. Не то странник, не то беглый тарусец — не разберешь.

— Может, окликнем? — шепотом предложил парнишка. Вместо ответа Клепа зажал широкой ладонью его рот. Некоторое время разведчики молча наблюдали за неизвестным. Вел он себя странно. Торопливо пройдя несколько шагов, останавливался, задрав голову, прислушивался, с шумом нюхал воздух.

Наконец странник скрылся из виду, но оба лесовика не спешили покинуть кусты. Клепа продолжал всматриваться в сторону тропы, будто ждал, не появится ли оттуда еще кто-то…

И действительно, вскоре в лесу замелькали какие-то фигуры. Крадучись между деревьями и кустами, они следовали за неизвестным — казалось, тот вел их куда-то. Разглядев, что это ордынцы, Клепа все понял. Его скуластое, в веснушках лицо стало багровым…

«Поводырь! Должно, узнал, что поблизу беглые, и навел врагов. Но не быть по-твоему, иуда!..»

— Сенька, жди меня тут! — приказал он. — Ежели не вернусь, сам добирайся до станицы. Пущай будут готовы!

Отрок растерянно открыл рот, хотел сказать что-то, но рыжий уже исчез в густых зарослях кустов.

Лесовик обогнал татар и поравнялся с поводырем. Переползая от дерева к дереву, стал следить за каждым его шагом. Предатель то и дело останавливался, воровато оглядывался по сторонам и шел дальше. Вот он замер, вобрал голову в плечи, медленно поворотил ее к кусту орешника, за которым укрылся Клепа. У того перехватило дыхание: «Неужто приметил?» Но сзади послышался шум, крымцы двигались следом. Обернувшись, поводырь подал им предостерегающий знак рукой и снова засеменил по лесу. Выйдя на прогалину, замедлил шаги и, громко застонав, опустился на землю. Затем с трудом приподнялся и, хромая, поплелся дальше.

«Ногу подвернул, что ли? — недоумевал Клепа. — Или хочет, чтобы его услышали беглые — только не ведает, где они, вот и завлекает?..»

Поводырь пересек лесную прогалину и скрылся в чаще, Клепа ринулся ему наперерез. Внезапно стоны того прекратились, а из-за кустов донесся громкий разговор. Лесовик прислушался: говорили по-русски. Видимо, замысел предателя удался: кто-то из беглых вышел к нему из чащи.

«Скорее упредить их!..» Клепа стремительно пошел на голоса. Кричать не стал — могли услыхать ордынцы, что притаились где-то рядом. Он стал продираться через густые заросли кустарника и наконец увидел саженях в двадцати от себя беглых тарусцев. Мужики, бабы, детишки тесным кругом обступили странника, который, размахивая руками, что-то рассказывал им. Рыжий перемахнул через поваленную буреломом ель, но поскользнулся и упал. Сильно ударился головой о ствол и потерял сознание.

Он пришел в себя, когда солнце уже село. Лил дождь. Холодные струи воды освежили гудящую голову. Очнувшись, почувствовал такую сильную боль в затылке, что некоторое время лежал, не в силах пошевелиться. Наконец заставил себя сесть, коснулся рукой головы, поднес ладонь к глазам, она была в крови. Тогда лесовик оторвал кусок от рубища и кое-как перевязал голову. Держась за дубок, встал. Перед глазами поплыли кусты и деревья, но он покрепче ухватился за ствол и не упал. Когда голова перестала кружиться, Клепа огляделся, побрел в ту сторону, где должен был находиться стан беглецов. Однако там в его помощи уже никто не нуждался… Тарусцев застигли врасплох: разбросанная нехитрая утварь, изрубленные тела стариков. Ни баб, ни ребятишек…

Сумерки наступили в лесу быстро. В полутьме Клепа с трудом отыскал кусты, где оставил Сеньку. Окликнул, но парнишка не отозвался. Тогда он стал его громко звать, однако все было тщетно. Может, лесовик не стал бы тревожиться, ведь наказал же отроку, чтобы тот уходил, если он быстро не вернется, но, наткнувшись на обломанные ветки орешника, понял, что Сеньку захватили ордынцы. Постоял в раздумье. «Возвращаться без Сеньки, ничего не проведав про полон?!.»

У проселка было посветлее, на мокрой земле виднелись следы пленников и татар. Клепа вышел на тропу и быстро зашагал по ней в противоположную от лесного стана сторону.

Они хотели уже выехать на поляну, как вдруг Василько, ехавший впереди, резко остановил коня. Федор подъехал спросить, что случилось, но тут и он услышал отдаленный конский топот. Василько соскочил с мерина, опустился на колени, припал ухом к земле. Поднявшись на ноги, бросил: «По дороге гонят!» Оба, быстро съехав с тропы, углубились на несколько саженей в лес, привязали коней и вернулись обратно. Взобравшись на дуб, росший у обочины, засели на нем, укрываясь за листвой погуще.

Топот усиливался, стали слышны голоса людей. На дороге появились с дюжину ордынцев; они ехали с опущенными поводьями, громко выкрикивая что-то, видимо, переговаривались между собой. Шлях за ними оставался пустым — полон не шел следом.

Внимание Федора привлек один из всадников. Под долгополым татарским халатом надета грязная белая рубаха, на ногах русские сапоги с короткими голенищами, лицом вовсе не схож на ордынца. Бывшему порубежнику даже показалось, что он его где-то встречал. Присмотрелся получше… Признал сразу: «Епишка!» Мгновенно припомнилось все: спасение на болоте, драка на монастырском дворе, Серпухов!»

«Ах же ты змей лютый!» Федор рывком снял лук, достал стрелу, прицелился, но тетиву не спустил. Уж больно много было татар, и осмотрительный порубежник решил не рисковать.

— Айда за ними! — предложил он, когда конский топот замер в отдалении. — Они, должно, на муравский шлях направятся, а мы чащей напрямую в наш стан. Еще и засаду успеем учинить.

— Добро! — сразу согласился тарусец. — От языка бы еще взять! — добавил он, первым спрыгивая на землю. Медлительный Федор хотел подать ему свой лук, чтобы слезать было сподручней, как вдруг на противоположной стороне тропы зашевелились кусты. Сначала появились лошадиные морды, затем всадники. Их было двое. У одного поперек седла лицом вниз лежала женщина. Руки и ноги ее были скручены арканом, темно-русая коса свисала до земли, разодранная рубаха с вышитыми рукавами сползла с плеч, обнажая спину.

Татары медленно выехали на дорогу. Тот, который был без ясыря, что-то визгливо выкрикивая, норовил ухватить пленницу за косу. Второй отмахивался от него плетью, орал, видимо, бранился. У дуба, где затаились порубежники, первый загородил дорогу, поставив коня поперек пути. Вцепившись в волосы женщины, стал тянуть ее к себе. Соперник пыхтел, но держал ясырь крепко. Пленница застонала, потом заголосила…