Сергей Мирный - Живая сила. Дневник ликвидатора

Кнопки от дождей поржавели, порыжели и бурым потекли вниз по бумаге.

Вид у него был как у живого существа, расстрелянного из пулемета.

Память выкидывает коленца.

Вот я, например, не помню – были в Чернобыле воробьи или нет?

По-моему, нет. А может, я их просто не видел, как нечто привычное, естественное и потому незамечающееся? А они были, чирикали, купались в пыли… А может… Не знаю.

Короче, если кто-то даст точную информацию, были там воробьи или нет, буду благодарен. А то мучаюсь.

Воробьи…

Вы знаете, какое слово (я не имею в виду слов, вообще к делу не относящихся, например, «человеческое достоинство», «горные лыжи» или «ананас»), – какое слово употреблялось в обыденной речи в чернобыле реже всего? Чтоб не сказать – не употреблялось вообще?…

Ни за что не догадаетесь.

Это слово -

РАДИАЦИЯ.

Что, если вдуматься, естественно.

Мы ж не говорим все время «воздух», «воздух», «воздух»? Нет, мы просто: «дышим», «свежо», «холодно» (окружающий воздух имеет низкую температуру), «ветер», «сквозит» (воздух движется), «воняет» (в воздухе есть неприятный запах) и т.д. А о воздухе ничего не говорим, это само собой подразумевается – среда…

Так и в чернобыле: «фонит», «хватаем», «светит», «Сколько?» – «Два». – «Многовато, давай побыстрее», «уровни упали (или поднялись)», «лагерный фон», «броня насосалась пыли», «машина грязная», «сколько за работу записали?»…

…веселенький такой мирок, где это отсутствующее слово – как воздух…

Вот тут меня под локоть толкают и подсказывают: Оказывается, у эскимосов, для которых снег и все, что с ним связано, – Это вопрос жизни и смерти, в языке нет слова «снег». Мягкий пушистый снег – это одно, наст – другое слово, старый подталый снег – третье… А общего слова «снег» у них нет. Оно им без надобности.

…такие вот веселенькие чернобыльские эскимосы…

– Нам теперь эта радиация по фиг будет! Дома все с ума сходят – «радиация!», «радиация!»… А нам – тут! – по барабану…

А другой, улыбнувшись смущенно, как бы сам себе удивляясь:

– А я тепер, мабуть, i борщ дома м i рятиму…

– I ж i нц i п i д сп i дницею… – тут же вставил кто-то.

- Ну що ж, це таке д i ло… [36] – умудренно ответил первый.

Разговор быстро перешел на предметы приятные…

А я задумался:

А действительно, как мы будем реагировать на повышенные уровни радиации – потом?

Ведь то, что с нами тут происходит, это ж явно ненормально…

Какой потом будет «выброс» – сверхреакция на это?

И в какую сторону?

Полное пренебрежение? – «А-а, по фиг, видали мы эту радиацию…»

Или наоборот – сверхчувствительность? – трястись будем при одном упоминании?…

Я забыл респиратор.

Обнаружил я это уже у ПУСО «Лелев» (здесь мы всегда надеваем респираторы, едучи из Чернобыля на разведку к АЭС): привычно полез рукой в куртку, в карман – а там ничего нет…

Ощупываю все карманы на себе, пересматриваю содержимое полевой сумки до дна… Нет.

– Коля, респиратора запасного нет?

– А твой где?

– Доперекладывался! Из ватника – в куртку, из куртки – в ватник… А ватник в лагере оставил. День сегодня, смотрю, жаркий…

– В бардачке у меня запасной респиратор-«лепесток» есть…

Ф-фух!… Как я мог об этом забыть! С Колей – надежно…

Роюсь перед собой в бардачке, официальное название которого – «перчаточный ящик». Во всех без исключения автотранспортных средствах он всегда забит массой всяких наинужнейших предметов, так что прозвище свое получил не случайно [37]…

– Коля, тут респиратора нет.

– Поищи. Роюсь опять. Есть.

Вытягиваю. Ношеный.

Второй…

Тоже надеванный. Рассматриваю оба пользованных… Кто и где их носил – непонятно. Сколько на них – неизвестно… Внятный мазок серой пыли на одном…

– Нету, Коль. Только старые – пользованные… Коля поворачивается от руля:

– Возвращаться? На стоянке у кого возьмем запасной?…

– Да все наши уже разъехались, – вставляет Петро. – В сам Чернобыль? В штаб?

– Буду там бегать по штабу рыскать?…

– Ну так что? – Коля смотрит вопрошающе…

…«За всю жизнь из вдыхаемого человеком воздуха нос удаляет 5 кг пыли».

И на идеально чистую плоскость насыпается аккуратный, по-школьному правильный конус пыли; на нем появляется надпись – крупно и четко, как в букваре для первоклашек:

«5 кг»

8-й класс средней школы. В затемненном кабинете биологии мы смотрим черно-белый учебный фильм по анатомии человека.

Ворсинки-реснички, которыми устлана поверхность «носового хода», за жизнь человека задерживают и отфильтровывают из вдыхаемого им воздуха, не давая проникнуть в легкие, 5 кг пыли…

– Ну так что?…

– Поехали. Вперед. – И я плотно сжимаю губы. И держу их плотно сжатыми все время, пока мы ездим по маршруту разведки Стройплощадка.

Открывая только по необходимости – для коротких указаний, где остановиться и померять.

Дышу через нос. Брезгливо…

…На стоянке после этой разведки мы, как обычно, пошли через дорогу в Сельхозтехнику, там из кирпичной стены гаража торчит кран-вентиль.

Жаркий денек…

Умылся, прополоскал рот, горло…

Из ноздрей повыковыривал сухие пластинки…

Хм, темноватые от пыли.

Надо ж, вроде бы не по пыльным местам ездили…

Никогда не думал, что к этой 5-килограммовой куче пыли (еще один итог жизни среднего человека) нужно будет в случае таких кадров, как я, подносить зонд дозиметрического прибора: мы ж его в школе по совсем другому предмету – военной подготовке – проходили…

03.08.86 Стройплощадка

[миллирентгены в час, фон/земля]

40/75 30/70 200/350 26/28

50/60 25/35 180/180 80/200

60/75 20/25 40/75 160/140

40/40 35/80 150/200 140/260

30/60 30/22 50/75 120/150

18/20 28/25 24/45 75/100

35/45 20/20 35/50

30/32 40/75 30/45