Сергей Юрченко - Скопец, сын Неба

-Как человеку победить мир?

-Только-то и нужно победить себя.

-Превозмочь себя?

-Выйти из себя.

-Разозлиться?

-Да нет же! - улыбается Иисус. - Забыть себя, покинуть, уйти, оставить, отречься, освободить от себя.

-Разве это не значит - все потерять и проиграть?

-Я расскажу тебе притчу. Некий человек прекрасно играл на кифаре, и все вокруг славили его. Однажды он узнал, что в далекой стране живет великий мастер игры на кифаре, и захотел померяться с ним силами. Он отыскал этого человека и несколько дней показывал ему свое искусство. Его кифара смеялась и плакала, кричала и шептала, стонала и пела. Но когда он закончил свою игру, его соперник даже не взял свою кифару в руки. Он лишь посмотрел на музыканта, и тот понял, что мастеру незачем играть. Он уже победил, не взяв в руки свое оружие.

-Но трус поступает также!

- Полагаю, Петр, этому мастеру игры на кифаре уже ничего не нужно было доказывать самому себе, а значит – и миру. Ему было все равно: сочтет ли его мир героем или трусом. Если ты освободился от человеческого, никакой человек тебе более не противник, а мир – не судья. Всякое превосходство одного человека над другим есть его высокомерие. Мир держит каждого тысячами незримых нитей. Стыдно быть не таким как все. Стыдно быть лучше других, ибо это высокомерие. Стыдно быть чище других, ибо это высокомерие. Стыдно быть умнее других, ибо это высокомерие. Стыдно быть свободнее других, ибо это высокомерие. Отмеряй же себе самой большой мерой и не смотри на мир. Если ударят тебя по левой щеке, подставь и правую. Снимающему с тебя верхнюю одежду, отдай и нижнюю. Пусть гордыня твоя будет сверх всякой меры. Нет тебе врагов в этом мире. Ты победил человека! Что может дать тебе этот мир? Ничего, что тебе нужно. Что этот мир может отнять у тебя? Ничего, что тебе нужно. Это - свобода! С тебя снимут твою одежду, с тебя сорвут твое мясо, кости твои раздробят. И душу твою убьют. Останется только Святой Дух. Это - Царство Небесное.

Иоанн с большим удовольствием смотрит на потрясенного Петра и не сознает своей отвратительности. Ведь он словно бродячий актер, демонстрирует другим редкого зверя и наслаждается тем впечатлением, какое этот редкий зверь производит на них. Правда, он ловит на себе брезгливый взгляд Иуды, но не придает ему значения. Иуда почти всегда так на него смотрит. У него мерзкий характер и, наверное, извращенный ум. В своей же чистоте юноша не сомневается. Он любит, а кто любит, тот без греха. Кто любит, с тем Бог. У Иуды нет Бога. Словом, он забывает о противном старике и с легким сердцем провожает братьев до самого города, желая узнать их мнение об услышанном.

-Это, конечно, правильно, что человек человеку мера. Мы говорим одинаково, одеваемся, учимся друг у друга и живем по традиции. А как же иначе? Мы - народ. Если каждый сам по себе, то - как же жить? Как звери? - рассуждает Петр.

Он достиг той возрастной зрелости, когда человека начинают заботить общественная ценность и историческая продуктивность той или иной доктрины. Именно так он и оценивает высказывания Иисуса, которые для Иоанна важны как постулаты невероятного, как теория сказочности. Он останется мечтателем на всю жизнь, заботясь об эстетике христианства, а не о его повседневности. Сердолик и яспис в фундаменте Небесного града будут интересовать его больше, чем политическое выживание христианских общин. Старец Иоанн будет говорить в своих посланиях только о любви, немолодой Петр будут учить покорности властям и цезарю.

А пока, идя рядом с юным Иоанном и своим братом Андреем, он рассуждает:

-Пусть гордыня твоя будет сверх всякой меры. Как же жить с этим? Пока слушаешь твоего учителя, все кажется правильным, а когда потом задумываешься, с его словами жить невозможно. Свобода! А жена, а семья, а народ? Как же тут жить?

-Не знаю, - беззаботно отвечает Иоанн. - Спроси завтра учителя. Ты задавай вопросы, когда непонятно.

-Да пока он говорит, у меня и вопросов-то никаких нет. Сначала бы понять, что он говорит. Уж очень чудно. У меня сразу в голове становится пусто.

-Ну а потом?

-Потом, конечно, вопросы появляются, но уж очень глупыми они мне кажутся. Иисус говорит мудрено, а тут я с дурацким вопросом. Не хочется осрамиться.

-Ты сегодня вечером подумай, - советует юноша, - приготовь свои вопросы, которые поумнее, а завтра задашь их учителю. И ты, Андрей тоже не молчи.

-Я говорить не мастер.

-Скажи как есть.

-Мне, вообще-то, понравилось то, что он говорил, - признается Андрей. - Ты никому не должен, тебе никто не должен. Так хорошо жить. Вот только насчет того, чтобы щеку подставлять, я не согласен. И рубашку так просто не отдам. Позорно это. Жизнь, конечно, отдать можно за стоящее дело. Я помню, как твой учитель вон там, у реки стоял, когда фарисеи хотели побить его камнями. Ничего не скажешь, гордо стоял. Убивайте его, не отступится от своего. Я его тогда еще зауважал.

-Я тоже там был, - напоминает Иоанн, очень гордясь тем, что тогда ему казалось ужасным и позорным.

-Ну, ты вообще не за дело попал! Тебе-то за что было умирать?

-Я бы умер вместе с учителем.

Братья ему верят. Парнишка был бледен, но держался молодцом. Собственно, ради него Петр и вмешался. Жалко стало мальчишку.

-Нет, - заключает Иоанн, - вы зря говорите на учителя. Он любит людей!

-Так мы ничего не говорим

-Он вернулся из-за любви. Вот ты, Андрей, если бы стоял перед Царством Небесным, и ворота тебе уже открылись, ты вернулся бы за братом?

-Вернулся бы.

-Вот и он вернулся ради нас.

Они доходят до огородов. За ними река и сарай, у которого Иоанн чуть не принял смерть.

-Вы же Иакова, моего брата, видели? Мы с ним тоже всюду вместе, как и вы. Матфей дал нам прозвище “сыны грома”. У греков они называются Диоскурами. Он и вам прозвище придумал: Геракловы столбы. Это два утеса на краю земли перед океаном.

-Мытари - они ученые, собаки, - соглашается Андрей.

-Да,- вспоминает Петр, хлопая себя по лбу, - я же пообещал перевезти его завтра на тот берег.- А лодку мы не починили. Вернемся на озеро?

-Не хочу я возвращаться, - отвечает Андрей, которому озеро давно надоело. - С утра сделаем. Руль поправить - плевое дело.

-А я не хочу так рано идти домой.

-Зайдем в лавку Закхея. Он вчера флаг свой вывесил. Значит, новое вино привез. С людьми поговорим.

-Пойдем. Хочешь с нами? - спрашивает Петр юношу.

-Нет, я домой… то есть на таможню.

“Славные люди, - думает Иоанн на обратном пути. - Жаль бросать их в таком захолустье. Они тут сопьются или попадут к сикариям. Я их все равно приведу к Иисусу. Да и сила их может пригодиться”. Он чувствует себя настоящим ловцом человеков. Одно огорчает его. Учитель после своего возвращения из пустыни, которую он не поменял на предложенный дьяволом дворец, стал холоднее и бесстрастнее. Вместе с былой мятежностью его покинул и проповеднический жар. Иногда кажется, что он не столько хочет привлечь к себе слушателя, сколько оттолкнуть его от себя.