Джейсон Гудвин - Величие и крах Османской империи. Властители бескрайних горизонтов

Ни при каком другом султане Османская империя не вызывала в мире такого уважения и такого страха. Пираты Сулеймана грабили порты Испании. Индийские раджи просили его о помощи — и не только они, но и король Франции, который из своего итальянского заточения отправлял султану тайные письма, спрятанные в туфлях его посланника. Из-за него персы предали огню свою собственную страну. Одним сражением он лишил Венгрию всей ее знати. «Он рыкает словно лев на наших границах», — писал один европейский посол. Сами Габсбурги платили ему дань. О его могуществе и благородстве шла такая великая слава, что через двадцать лет после его смерти англичане умоляли его внука послать флот, чтобы помочь им справиться с Великой Армадой. Еще тридцать лет спустя путешественник-неаполитанец, приехавший в Константинополь, отправился посмотреть на его гробницу и позже так описал свои чувства: «Хотя он и был турком, я не мог не испытывать почтения, глядя на его могилу, ибо при жизни он совершил великие деяния». Когда он отправлялся на войну (всего в его жизни было тринадцать крупных кампаний, а стремительных кинжальных набегов — не счесть), очевидцы-иностранцы посвящали описанию выходящей из Константинополя процессии целые главы. После ухода рыцарей-иоаннитов с Родоса в 1523 году Османская империя получила безраздельное господство над Восточным Средиземноморьем, а африканское побережье вплоть до самого Алжира находилось под властью берберских пиратов, правивших от имени султана. Когда Сулейман отходил ко сну, четверо слуг зажигали свечи в его опочивальне, а когда он проезжал по улицам города на войну или на охоту, они следовали за ним, причем, по словам потрясенного венецианского посла, «один вез его доспехи, другой — одежды, которые султан надевает в дождь, третий — кувшин с ледяным шербетом, и четвертый — еще что-нибудь».

В Турции Сулейман больше известен под прозвищем Кануни, Законодатель, и неслучайно: под его руководством была произведена самая подробная кодификация османского и коранического права, какую только знали исламские государства, — своим масштабом это свершение уступало лишь работе, проведенной Юстинианом в том же городе почти на тысячу лет раньше. Законы устанавливали обязанности и права всех подданных султана в соответствии с предписаниями ислама, определяли отношения между мусульманами и немусульманами и регулировали все аспекты жизни общества, вплоть до одежды, которую должны носить представители разных религиозных общин и сословий.

Сулейман правил так долго, что превратился в османский аналог королевы Виктории, живое олицетворение своего государства. Потрясающе бесстрастной, к примеру, была его реакция на известие о великой морской победе над силами императора Священной Римской империи, короля Богемии и Нидерландов Карла V, которого Сулейман называл «королем Испании». Когда османский флот вошел в Золотой Рог, к гавани устремился небольшой баркас, волоча за собой по воде испанский штандарт. Флагман капудан-паши был нагружен пленниками — высокородными христианами, среди которых был сам испанский главнокомандующий. Следом тянулись длинной вереницей захваченные суда со срубленными мачтами, без руля и без ветрил, а еще сорок семь христианских кораблей — неаполитанских, флорентийских, генуэзских, сицилийских и мальтийских (все снаряженные на средства самого папы) — были затоплены на мелководье вблизи берегов Туниса. Испанцы были сурово наказаны за попытку прибрать к рукам Северную Африку. Их великому адмиралу Андреа Дориа еле удалось унести ноги в Италию. Сулейман спустился в небольшой дворец на берегу залива, чтобы оказать своим присутствием честь капудан-паше, однако за время всей церемонии встречи «суровое и невозмутимое» выражение его лица ни на секунду не изменилось, «словно эта победа ничего для него не значила — столь привычно было сердце этого старого монарха к любым удачам, даже таким великим».

Любовь Сулеймана тоже была великолепна — к удивлению всего мира, он не только взял рабыню Роксолану в жены, но и был ей верен; и все: французы, итальянцы, русские — ничуть не смущаясь, объявили ее своей соотечественницей. Он весьма редко надевал одну и ту же одежду дважды. Он был настолько величествен, что наполнил свой двор невиданным количеством шутов, карликов, немых, астрологов и безмолвных янычар; настолько возвышен, что записался в янычарский полк и получал положенное янычару жалованье; и так богат, что один венецианский посол сообщил правительству своей республики, что теперь при дворе имеет значение не стоимость, а только количество подарков, поскольку все равно никто даже не удосуживается толком их рассмотреть.

Первым шагом Сулеймана в международной политике было предложение прекратить турецкие набеги на Венгрию в обмен на выплату дани. Венгры отрезали послу султана нос и уши и в таком виде отправили назад, а затем в поисках союзников в приближающейся войне снарядили собственного посла в Вормс, где владетельные князья Священной Римской империи собрались на совет. «Кто стоит на страже христианского мира от необузданной ярости свирепых турок? — горделиво вопрошал посол. — Венгры!» Но владетельные князья не соблаговолили обратить внимание на его речи. Их мысли были заняты другим: накануне Карл V объявил Лютера еретиком; Священная Римская империя могла со дня на день развалиться на куски.

Вот и вышло так, что, пока сливки венгерского общества веселились на свадьбе в Прессбурге, «кроткий агнец» взял Белград. Теперь в южной линии обороны Венгрии зияла брешь — именно это было на уме у Бусбека, когда он писал: «Турки подобны могучей реке, раздувшейся от дождей: стоит воде просочиться сквозь малейшую дырочку в дамбе, как она вся устремляется в это слабое место и производит великие разрушения». Взятие Белграда вкупе с блестяще проведенной Сулейманом операцией по захвату Родоса, во время которой султан, желая показать свою непоколебимую решимость во что бы то ни стало добиться успеха, приказал построить копию своего походного шатра из камня, знаменовали возвращение османов в Европу.

Две сотни лет рыцари ордена Святого Иоанна грабили торговые корабли мусульман, давали пристанище христианским пиратам и казнили своих пленников. (Одна английская леди, останавливавшаяся на острове в 1320 году на пути в Иерусалим, очевидно, искупила немало грехов, лично отправив на тот свет тысячу сарацин.) Присутствие вражеской базы в принадлежащих султану морях подвергало опасности транспортировку пшеницы и денег из Египта, а также угрожало направляющимся в Мекку паломникам, которых султан с недавних пор был обязан защищать. Крепость иоаннитов считалась неприступной, в ней было 60 тысяч защитников. Один из них изобрел гигантский стетоскоп из воловьей кожи, с помощью которого можно было услышать, где именно осаждающие роют подкоп. Еще один был не кем иным, как сыном Джема, двоюродного деда Сулеймана; он был христианином и сражался на стороне рыцарей. Принимая сдачу крепости, Сулейман потребовал выдать обоих. Рыцарям удалось спасти изобретателя стетоскопа, сказав, что он погиб, а сын Джема был выдан и казнен со всей своей семьей. Во время аудиенции, данной великому мастеру ордена в день Рождества, султан воздал ему должное за доблестную оборону замка и прошептал в сторону, что весьма огорчен тем, что вынужден заставлять этого достойного человека в его преклонном возрасте покинуть свой дом. Рыцари вышли из замка в первый день 1523 года, а через несколько лет обосновались на Мальте, оставив Восточное Средиземноморье османам.