Джейсон Гудвин - Величие и крах Османской империи. Властители бескрайних горизонтов

Город был заметен издалека. Минареты Сараева, как говорили, можно было разглядеть из Босански-Нови, что на самом северо-западном краю Боснии, за сто с лишним километров. В Эгере, на севере Венгрии, одинокий карандаш минарета торчит над пыльной площадью; вокруг нет уже ни мечети, ни медресе, ни кухни, готовящей похлебку для неимущих, — однако всякий вам скажет, что до недавнего времени это был самый северный минарет в Европе. Маленькая изящная мечеть во Влёре, коварно превращенная в музей суеверий, выглядит очень одиноко среди рядов одинаковых многоэтажек сгинувшей социалистической утопии. В основанной османами Тиране мечеть султана Ахмеда украшает угол площади перед президентским дворцом, подобно маку, выросшему на стройплощадке. Изнутри ее купол разрисован видами Босфора; когда имам в кепке и твидовом пальто заводит вас, опасливо поглядывающего вниз, на крохотный балкончик минарета, он тихо шепчет призыв к молитве, просто чтобы показать вам, в чем состоят его обязанности.

Кто-то сказал, что османские мечети — неумелые копии собора, возведенного на тысячу лет раньше, во времена Юстиниана, [44] Вероятно, османы не так уж много позаимствовали у византийцев напрямую. У византийцев существовал обычай, происхождение которого было давно забыто ими самими, — удалять селезенку солдатам личной стражи императора, и османы суеверно продолжали его придерживаться. Византийская газовая вуаль сменила покрывало из мешковины, но сам факт, что византийские женщины носили вуаль, уже многое говорит о том, насколько эти две культуры к тому моменту успели срастись друг с другом. однако любовь к абстрактным узорам, принесенная османами в европейские владения империи, следовала древней традиции монотеизма, учениям строгих христианских сект, абстрактному исламу, цифрам и алфавитам, геометрии и алгебре, платоновским идеям, презрению к грубым иллюзиям вещественного мира. Ислам с восторгом воспринял и усвоил достижения древнегреческих геометров и математиков.

Структура османской мечети включала в себя купол и полукупола, поднимающиеся к небу: центральный купол парил над каскадами полукуполов, становящихся чем ниже, тем меньше и многочисленнее, напоминая струю фонтана, разлетающуюся на мелкие брызги. Карой Кош полагал, что прообразом силуэта мечети мог быть круглый шатер кочевников; один историк пошел еще дальше и заявил, что внутреннее помещение каждой мечети напоминает ему «бескрайние просторы и залитые солнцем пустыни Аравии».

Узор разноцветных витражей на окнах мечети, чередование темных и светлых камней на ее фасаде, перламутровые инкрустации и геометрический орнамент, вырезанный на огромных дверях, несли в себе то же стремление, которое заставляло османское войско искать следы прошлогоднего лагеря, чтобы установить шатры на прежних местах; вспомним анатолийские ковры, изразцы Изника, карты Пири Реиса [45] В 1513 г., предвещая бум османских географических сочинений и книг о путешествиях, корсар Пири Реис, впоследствии командующий флотом на Красном море, начертил на двух листах карту мира, от которой до нас дошла западная часть. До сих пор строятся различные гипотезы о том, как на эту карту попал Новый Свет, который Колумб открыл всего двадцатью годами ранее: одни полагают, что информацией поделился испанский моряк, захваченный в плен, когда дядя Пири Реиса грабил Валенсию; другие уверяют, что все дело в таинственном древнем знании. Пири Реис с успехом воевал с португальцами в районе Персидского залива и сыграл важную роль в установлении османского контроля над Южной Аравией в 40-е гг. XVI в. Его преемник Сейди Али Реис был побежден португальцами в 1554 г., бежал в Индию и прибыл в Константинополь в мае 1557 г. после путешествия через Индию, Афганистан, Среднюю Азию и Персию, о котором он впоследствии написал книгу под названием «Зерцало земель». и устройство дворцовой жизни, вращающейся вокруг султана, как звезды вокруг Земли. Ближневосточная политическая мысль находилась под влиянием идеи о Круге Благоденствия:

Чтобы владеть страной, правитель должен иметь войско и верных людей;

Чтобы иметь войско, он должен распределять богатство;

Чтобы иметь богатство, ему нужны богатые подданные.

Богатство подданных растет только там, где чтут закон.

Если одно из этих условий не соблюдается, значит, не соблюдаются все четыре;

Если не соблюдаются все четыре, государство рушится.

Орнамент невесом, но в нем заключена сила. Имя Тамерлана переводится примерно как «человек из железа», но тимур, турецкое демир, — это не столько собственно железо как металл, сколько свойственная железу твердость, из-за которой его так трудно согнуть. Большинство каллиграфических надписей помимо значения, лежащего на поверхности, содержало другой, внутренний смысл, прочесть который могли лишь посвященные; и когда упоминавшийся выше историк сказал, что видит в каждой османской мечети отражение залитой солнцем бескрайней пустыни, он указал путь к пониманию внутренней сути этой империи эпохи расцвета и уловил ту легкость, в которой заключался ее гений. В самом сердце империи лежал орнамент — легкий, на грани превращения в ничто; волнистое арабское письмо, настолько абстрактное, что смысл становится излишним; мантра, повторяющаяся до бесконечности, очищающая сознание суфия и наполняющая его сознанием Бога.

Уильям Биддульф, английский торговый агент, живший в Смирне в XVII веке, однажды взял на себя труд взвесить местную питьевую воду и тут же обнаружил, почему она так хороша: по его словам, она была легче английской на четыре унции на каждый фунт. Христианские страны производили тяжелые шерстяные ткани — Османская империя подарила миру шелк, муслин и хлопок. Христианские страны жестко регулировали торговлю, проводимая ими с XVI века политика меркантилизма (поддержка экспорта и собственных купцов) превратила торговлю в таран для достижения богатства, — Османская империя свободно допускала в свои пределы товары со всего света.

Что касается обороны, то христианский мир напоминал броненосца: нагромождение крепостных башен, замки, закованные в броню рыцари, кольчуги, латы, булавы настолько тяжелые, что современному человеку не поднять их и двумя руками. Немецкий ландскнехт XVI века был увешан гирляндами патронташей и рогами с порохом и сгибался под тяжестью 180-сантиметрового мушкета. Янычары никогда не пользовались огнестрельным оружием, а сипахи попробовали (в Персии в 1556 году), и им оно не понравилось. Другие солдаты смеялись над их патронташами, рогами и шомполами и называли их конными аптекарями; мушкеты заедало, они разваливались на части, а когда из них все-таки удавалось выстрелить, красивый наряд сипахи пачкала копоть. Вскоре сипахи уже умоляли вернуть им луки и стрелы. Да, можно назвать их отсталыми и глупыми, но ведь они еще мальчишками несколько лет учились сгибать легкий лук задолго до того, как им разрешали применить его на деле, и в руках сипахи лук был куда более точным, удобным, легким и чистым оружием, чем первые ружья. Оценив мушкет по достоинству, сипахи потеряли к нему всякий интерес. Потом Запад улучшил огнестрельное оружие, но сипахи не обратили на это внимания.