Марина Друбецкая - Девочка на шаре

— К нам, к нам! — защебетала супруга доктора, интересная смуглая дама, то ли астроном, то ли ихтиолог, насколько Ожогин мог вспомнить. Сделали книксены две взрослые дочки, студентки по естественно-научной части. Улыбалась и картавила по-иностранному их гостья-француженка. Сам доктор широко открывал объятия. Уселись вместе, соединив два стола.

— А мы только-только заказали коктейли. Вот и официант. Позвольте, кажется, нас обслуживал другой, ну, да какая разница. — Все шумели, смеялись, одновременно перебивая друг друга, начинали что-то пересказывать из прочитанного в газетах. Официант в канотье, надвинутом на лоб, быстро принял заказ, скрылся в глубинах ресторанного павильона и вскоре появился с подносом маленьких жареных рыбешок, который бухнул на стол подле Ожогина.

— Да уж в первую очередь надо бы дамам, — пробурчал тот.

Официант качнул головой и отбыл. Шипящие представительницы водного мира так и искрились на солнце, испарина на стаканах с белом вином быстро исчезала — уж пить бы, не ждать, пока согреется. Мужчины не выдержали и попробовали горячую закуску, быстро ополовинив поднос. Официант принес второй, поставил перед дамами и быстро ретировался. Чардынин встал и пошел за ним. Через минуту все услышали, как Чардынин несвойственным ему высокомерным тоном отчитывает лакея:

— Разве сложно запомнить, что блюдо сначала подается дамам?! Вам что, никто этого не говорил?

«Да что это с ним?» — пронеслось в голове у Ожогина.

— Н-да, прислуга у нас имеет очень приблизительное представление о том, как следует обслуживать посетителей, — заметил раскрасневшийся и несколько смущенный Чардынин, когда вернулся. Все замахали на него руками, разлили по бокалам вино. И захохотали еще громче, когда молниеносно появился сосредоточенный официант и переставил подносы: ополовиненный поставил перед женой доктора, а полный переставил к мужской части стола. Выпили за будущее студии «Новый Парадиз», за десятилетний юбилей победы над болезнью ришты в Азии, за… Между тем официант расставил тарелки, задумчиво поглядел на стол, взял одну и измерил ее диаметр большим и указательным пальцами. Остался недоволен, быстро собрал остальные и унес. Притащил еще одну стопку. По дороге верхняя тарелка соскользнула, официант сделал кульбит и, не меняя выражения лица, поймал ее на лету, подставив под нее всю стопку. Общество замерло. Раскидав тарелки по столу, официант принес кувшин со льдом, заказанный картавой француженкой. Не доходя шага до стола, он опрокинул кувшин на колени Чардынина, кубики льда псыпались тому на брюки. Чардынин вскочил, стал салфеткой сбивать лед на пол. Официант стоял перед ним с невозмутимым выражением лица, держа кувшин вертикально на кончике указательного пальца. Развернулся и, покачивая кувшином, скрылся в кухне. Раздался жуткий грохот, еще более нахмуренный и абсолютно мокрый официант появился в зале с блюдом, на котором красовалась запеченная курица. К этому моменту пили за недавнее открытие господина Циолковского в области воздухоплавания. Официант застыл между кухней и столом, флегматично раскладывая тушеные яблоки и сливы вокруг тушки курицы. Яблоки и сливы выскакивали у него из рук, и он, не делая ни малейшего движения корпусом, меланхолично ловил их и складывал в карман. Сложив все, он так же меланхолично стал вытаскивать их по одной штуке и жонглировать. Некоторые вылетали у него из рук и занимали точно отведенное им место вокруг курицы в шахматном порядке: слива — яблоко — слива — яблоко. Вдруг взлетела и сама курица. Официант молниеносно подставил блюдо, и она плюхнулась на него, поместившись ровно посередине. Чардынин пытался отвлечь его от возни с курицей, обратить внимание на посетителей. Тот послушался, но, дойдя до стола, снова стал быстро перекидывать фрукты, пытаясь попасть в одному ему известную загадочную математическую формулу. Получилось: два яблока — две сливы. Официант окинул взглядом блюдо и остался доволен. Девицы хрюкали от смеха в носовые платки, доктор смотрел на происходящее исподлобья, не очень понимая, что происходит. Официант, оторвавшись на секунду от яблок, поднял на доктора внимательный взгляд без тени улыбки. Засмеялась супруга доктора: взгляд официанта точно копировал выражение лица ее мужа. Француженка кричала нечто похожее на «бис!».

— Это он? — спросил Ожогин у Чардынина.

— Он, Саша. Ты видишь, какая выдержка? Он на сцене с шести лет, с родителями. Провинциальная водевильная антреприза, клоунада. И представь — отец запрещал ему смеяться. Когда мальчуган, несмотря ни на что, сохранял невозмутимость, это публику больше забавило. Он гений, Саша.

— И ты запланировал все это представление, Вася? — удивленно переспрашивал уже в который раз Ожогин. — Как-то не ожидал от тебя.

— А загипнотизировал он меня. Сегодня днем встретил его тут и поддался обыкновенному гипнозу. Поставил на известное правило: никто не обращает внимания на прислугу. И выиграл. Неужели не помнишь это странное лицо? Сам же говорил, что оно сделано из прямоугольников. Ну, вспоминай: нищий актеришка, кофе пил на набережной, а ты за него заплатил. Не человек, а картина француза этого, Пикассо.

«Пикассо…» Вдруг Ожогин действительно вспомнил тот вечер в конце мая, когда они с Чардыниным сбежали из дворянского собрания, кафе на набережной под полосатыми тентами, беднягу неопределенных лет за грязноватым столиком, который едва кивнул ему тогда в благодарность. Но лицо его как-то смылось из памяти.

Поесть не успели. Из-под ресторанного тента было видно, что зрители уже заполнили почти все скамьи в летнем театрике — представление должно было вот-вот начаться. Оставались пустыми несколько мест в импровизированном партере. Их-то Ожогин с Чардыниным и заняли, быстренько откланявшись перед любезным семейством.

Жара, мучившая весь день, спала, и это расслабило публику, настроило ее на добрый лад. До темноты оставалось добрых два розовых предзакатных часа. Между рядами под открытым небом мелькали разносчики напитков и сладостей.

Подняли занавес. Начало было многообещающим на странный манер: на сцене стояла печка. Видавшая виды, прокоптившаяся медная печка. Труба, приоткрытая заслонка — видно, как бьется внутри несильное пламя, — две конфорки на поверхности — заметно, что круглые ободки плиты накалились. Из-за кулис вышел флегматичный Кторов в потертой пиджачной паре. Рукава пиджака и брюк немного короче, чем следует. Довольно высокий, он при других обстоятельствах вполне мог бы казаться элегантным клерком. Ожогин усмехнулся разгадке — когда несколько месяцев назад они случайно видели Кторова в кафе на набережной, тот наверняка был в сценическом костюме и в роли. Да уж, определенно типчик.