Владислав Бахревский - Аввакум

Деньги, деньги!

Уже в самой Москве такая дороговизна, что ешь и стыдишься. Три раза в день за стол и три раза объедалой себя чувствуешь. Бедному человеку хлеба купить невозможно, репой да луком кормятся.

Алексей Михайлович собирал гостей и купцов в Успенском соборе, спрашивал совета, как быть. Все дружно жаловались на медные деньги, предложили совершенно прекратить продажу вина, все винные заводы закрыть. Просили государя не допускать на рынки раньше полудня скупщиков хлеба и кулаков. Хлеб, который они скупили, переписать, отвезти в казенные амбары, продавать бедным людям по божеской цене. Самим же скупщикам заплатить за хлеб из казны сполна, пусть дорого, да все будет дешевле, нежели когда они весной вздуют цены и станут для православного народа хуже басурманов.

Василий Борисович Шереметев сидел на цепи, как дворовый пес. Сакля низенькая, черная, чем не собачья конура. Никто к нему не приходил, кроме злого искалеченного старика со страшным сабельным шрамом через все лицо, с высохшей правой рукой, хромающего. Старик, ругаясь, бросал в воеводу кусок лепешки, ставил кувшин воды, достать которую можно было только исхитрившись.

Пол в сакле земляной, стены глиняные, а на дворе – декабрь. В Крыму он тоже декабрь. Всей утвари – лопата, чтоб испражнения в окошко кидать. Окошко крошечное, ноги в колоде, на шее кольцо железное, на руках браслеты и цепи: не наловчась, с лопаты в окошко не стряхнешь то, что с пола подобрано.

Василий Борисович не думал ни о проигранной войне, ни о супруге, Москву не вспоминал. Предаваться видениям былого величия своего – значит желать вернуть утерянное, искать к нему лазейки, душу свою точить, как точит червь яблоко. Ни о чем думать себе не позволял. И не молился. Разве не отвергнут Богом? Знал, что сия мысль гордая, но и так думал; неугодному призывать Бога – только гневить Его.

В Бахчисарай Мурат Гирей вступал с Шереметевым, будто царство привез. Сначала гнали казаков, прикованных к длинным деревянным брусам: не сбежишь, и дерево в хозяйстве пригодится. За казаками, связанные по десяткам, шли русские солдаты, потом шествовали иноземные офицеры, по пять человек в ряд, строем. Перед Бахчисараем офицерам дали кирасы, железные шапки, шпаги. За пленным войском следовали телеги с добром и горящая как жар, позлащенная карета Шереметева. За каретой, каждый в своей телеге, ехали взятые в плен полковники и воеводы. Шереметева показывали во всей красе. Посадили на белую лошадь под алым, в сверкающих каменьях чепраком. Золотая шуба, боярская шапка как башня, лицо величавое, руки в перстнях. Запона на ферязи пламенами полыхает.

Татары, особенно мальчишки, бежали, чтоб подольше поглазеть на великого воеводу. Народ стоял тесно, женщины на крышах, молодежь поверху скакала, по горе, Бахчисарай в теснине стоит.

Казаков и часть русских солдат прогнали мимо дворца и через другие ворота вывели обратно в степь. Дали отдохнуть и повели в Гезлёв. Казаков – на продажу, русских – в тюрьму, пока выкуп за них не дадут. Слуг Шереметева нуреддин взял себе, в Качу, туда же увели Козловского и Щербатова. Шереметев – доля хана, его нуреддин передал Сефирь Газы, великому хитрецу, устроителю тайных сговоров, советнику ханов, коварному другу Богдана Хмельницкого, за хорошую мзду помогавшему хоть полякам, хоть русским.

Сефирь Газы поселил Шереметева на своем дворе, в комнате для слуг, вместе с попом Симеоном и толмачом Терентием Фроловым.

Хан Магомет Гирей позвал Шереметева в свой дворец через неделю. Василию Борисовичу принесли его золотую шубу и весь боярский великолепный наряд. Шел под взглядами дворовых людей надменный, ни разу ни на кого не поглядел, чем и вызывал восхищение. Шереметева провели мимо гарема, чтобы ханские жены в щелочки могли рассмотреть русского боярина.

Хан принял Шереметева в диванной комнате, чтобы боярин чувствовал себя спокойно, мог сидеть, лакомиться сладостями, говорить о разном.

Магомет Гирей глазами и лицом был красив, умен, благожелателен. Ростом на полголовы ниже Шереметева, он превосходил воеводу величавостью, ибо всякое движение его было искренним, всякая улыбка шла от сердца, и благородство его было природное, истинно царское.

Усадив пленника, хан сел сам, очень радостный, ласковый. Жестом пригласил отведать фруктов, сказал, благожелательно взглядывая на толмача:

– Кто хорошо государям служит, с теми то бывает.

Шереметев выслушал перевод и поклонился хану. Однако сам ничего не сказал и с огромного подноса, уставленного благодатью крымских садов, взял одну только виноградинку.

– Я хочу быть другом твоего царя, – снова заговорил хан.

– О таких высоких делах с послами надо говорить, – ответил Василий Борисович. – Я только пленник.

– Ты – Шеремет! – воскликнул хан, и глаза его сияли любовью. Уж очень много хотели получить за боярина.

Ответом было молчание, и хан, чтобы расшевелить гостя, рукой взял инжиру и поднес Шереметеву. Пришлось подставить ладони. Чуть подсушенный инжир был удивительно сладок, косточки похрустывали.

– Вкусен твой стол, великий хан, – сказал Шереметев, – а по мне, лучше бы конину сырую есть в окопах.

– Зачем сырую? Самого жирного коня зарежу! – засмеялся Магомет Гирей. – Ты мне нравишься, Шеремет.

Василий Борисович поглядел на инжир на своей ладони и бросил его обратно на поднос.

– Горьки мне твои сладости, великий хан.

Хан не выказал неудовольствия, но отпустил Шереметева.

Сефирь Газы после ласкового приема во дворце тоже подобрел к пленнику. Бараниной кормил, виноградом. И вдруг однажды снова явился с золотой шубой.

– Скорей надевай. Тебя желает видеть чауш турецкого падишаха. Он привез халат великому хану – большой человек в Порте и в Истамбуле.

– Я пойду в том платье, какое ты мне носить оставил, – сказал Шереметев.

– Не серди хана, Шеремет! Нынче будет важный разговор. О твоем выкупе будем говорить. Сколько ты за себя даешь.

Шереметев чуть призадумался и надел шубу.

На этот раз хан принял пленника в тронной комнате. Турок стоял, стоял и нуреддин, придворных было немного.

Говорить начал Сефирь Газы:

– Великий хан собирает войско, чтобы идти на украинные русские города. Царскому величеству, самодержцу Московскому, встретить наше войско не с кем, ратных людей у него мало, а какие были – побиты в Чуднове.

Шереметев вспыхнул, глянул на толмача своего, на Терентия:

– Говори слово в слово! – и воззрился на Магомет Гирея. – Что за чепуху мелет твой визирь! Великий государь, царь и великий князь всея Руси Алексей Михайлович – обладатель многих царств, княжеств, неисчислимых земель и народов. Людей у него – как песка в море. Мой государь сильный и богатый. Он своих воинов жалует деньгами и землями. Не только что вас в украинные города впустить, но и подпустить к ним не позволит. Вы сами ведаете: великий государь Алексей Михайлович бьется своими людьми со всеми неприятелями. Помощи ни у кого не емлет и из иных земель солдат не наймует. Если бы вы полякам не помогли и вашим – поляки, я побил бы вас всех. Я и так вас много побил!