Ирена Гарда - Мата Хари. Танец любви и смерти

– Эмиль, это я, Грета. Я в Париже и так хочу тебя увидеть! Ты можешь сейчас приехать в наше любимое кафе на Елисейских Полях?

– Грета, дорогая! – ахнул растроганный старик. – Как я рад тебя слышать! Сейчас приеду! Обязательно меня дождись!

Выйдя из магазина, Маргарета свернула на Королевскую улицу и не торопясь пошла по ней в сторону площади Согласия мимо роскошных домов и любимого ресторана «Максим», с которым у нее было связано множество воспоминаний. Но война добралась даже сюда. На стене одного из домов она увидела объявление о всеобщей мобилизации призывников, выглядевшее чужеродным пятном на фоне сытого благополучия обитателей здешних мест. Уголок объявления оторвался и трепетал на ветру, словно прося обратить внимание на отчаянный призыв плаката.

Печаль кошачьим коготком царапнула сердце, и Маргарета ускорила шаг, стремясь туда, где раскинулась одна из красивейших площадей в мире. Туристы любят ее за роскошный фонтан, открывающуюся перспективу Елисейских Полей и окружающие дворцы. Но Мату Хари влек к себе луксорский обелиск, обладавший, с ее точки зрения, мистической силой. Она могла часами любоваться на него, изучая иероглифы, нанесенные руками людей, живших тысячи лет назад. Маргарета и сейчас с удовольствием задержалась бы у его подножия, но Гиме мог приехать на место встречи в любой момент, и ей не хотелось заставлять его ждать.

В кофейне почти не было народа, только две старушки, одноногий инвалид и парень в солдатской форме, сидевшие по разным углам небольшого зала, забитого раньше так, что яблоку было негде упасть. Маргарета почувствовала, как ей стало неуютно и захотелось уйти, но, поборов себя, она пристроилась за ближайшим ко входу столиком и, заказав кофе, начала смотреть на улицу, словно на киноэкран, заключенный в рамку окна, только «фильм» оказался довольно скучным. Никто не прогуливался по тротуарам, исчез чистильщик сапог, остались только старушки, да и те, сняв розовое и голубое платья, превратились в серых мышек, так что Маргарета не сразу узнала любительниц кофе с пирожными. Правда, пирожных в парижских кафе уже давно не было… Хорошо еще, что почти сразу появился опиравшийся на трость Гиме, который сильно постарел за прошедший год.

– Любуешься на новый Париж? – поинтересовался он после обмена поцелуями. – Кстати, о тебе тут недавно вспоминал Астрюк. Мы уже думали, что…

– Что я не выберусь из Берлина?

Гиме кивнул, внимательно разглядывая ее лицо.

– У тебя стали жесткие глаза. Знаешь, мы уже потеряли надежду тебя увидеть. Французы – из тех, кто был в августе в Берлине и смог оттуда удрать, давно приехали, а тебя все нет и нет.

– О, это долгая история! Я тебе потом как-нибудь расскажу. В двух словах дела обстоят следующим образом. Я вернулась домой. Теперь живу в Гааге, танцую в местной труппе и пытаюсь снова вить гнездышко. Вот и сюда приехала только за тем, чтобы забрать свое барахло.

Она стиснула зубы так, что скульптурно обрисовались скулы.

– Совсем плохо? – Мягкая рука со старческими пятнами на тыльной стороне кисти накрыла ее ладонь.

– Ну, жаловаться не на что. Есть кров над головой, еда, вода и даже вполне приличный самец. Что еще надо стареющей женщине?

– Ты стала циником. Это плохо.

– Да ладно! – Маргарета тряхнула головой и отхлебнула кофе из цикория. – Фу, какая гадость!.. По нашим временам, правда, не на что жаловаться. Только отчего такое ощущение, что на меня надели противогаз, а воздух пустить забыли?

Гиме покачал головой. Ему было ужасно жаль бедную девочку, но что он мог ей предложить? В Париже тоже сейчас было невесело.

– Первого января ко мне зайдут несколько друзей. Не хочешь по старой памяти заглянуть на огонек? Мадам Гиме будет тебе рада. Правда, компания подбирается очень разношерстная. Обещал прийти даже один русский, некто Вадим Маслов. Не хочешь посмотреть на живого русского? Очень симпатичный молодой человек. Тебе такие нравятся, если, конечно, у тебя еще не изменился вкус.

– Если не уеду раньше, то обязательно загляну, – пообещала она, чтобы не обидеть старика. – Кстати, к вопросу о русских. Как дела у Астрюка? Я видела афиши русского балета, пока бродила по городу. Нельзя ли сделать мне контракт с Дягилевым хоть на несколько выступлений?

– Не знаю, – искренне пожал плечами Гиме. – После твоего отъезда мы с ним почти не виделись. Попробуй сама к нему заехать. Контора на прежнем месте, и он все так же тонет в море бумаг.

Они помолчали каждый о своем. Маргарета вдруг кожей ощутила, как рвутся ниточки, много лет связывавшие их и в горе, и в радости. Голландке, приехавшей из нейтральной страны, были чужды и объявления о мобилизации, и отвратительное пойло вместо кофе, и беспризорные дети на улице, а для ее друга это была кошмарная повседневность.

– Не хочешь пойти прогуляться? – предложил вдруг Гиме. – Что толку сидеть в четырех стенах? Здесь почти так же холодно, как и на улице.

Маргарета нервно поежилась.

– Да, пойдем пройдемся.

Ее спутник бросил на столик несколько монет, и они вышли в начавший темнеть город.

– Тебе нужна какая-нибудь помощь? – поинтересовался неожиданно Гиме. – Если – да, то скажи в чем. Я пока еще в состоянии переставлять ноги.

– Спасибо, но я справлюсь сама.

В молчании они дошли до Сены и побрели по набережной. К вечеру поднялся холодный ветер, пробиравший до костей. Маргарета куталась в шубку, и, придерживая рукой старавшуюся улететь шляпу, отворачивала лицо от резких порывов. Ее спутник опирался на трость, и чувствовалось, что ходьба дается ему с трудом.

– Пожалуй, сейчас не лучшее время для прогулок, – пробормотала она, мечтая оказаться в тепле.

– Ты права, – с видимым облегчением согласился старик. – Тебя проводить?

– Не надо. Доберусь сама. Ты тоже продрог. Передавай привет супруге.

– Непременно.

Едва добравшись до «Гранд-отеля», она жадно выпила две чашки крепкого горячего чаю, потом подумала и проглотила несколько рюмок русской водки. На душе было ужасно противно и тоскливо. Она везде была чужой. Перекати-поле.

Придя в номер, Маргарета почувствовала, что от выпитой на голодный желудок водки кружится голова и подкашиваются ноги. Едва успев стащить с себя платье и скинуть туфли, она рухнула на постель и, забравшись под одеяло, мгновенно уснула. Этой ночью ей снился кошмар – пустая комната с колышущимися стенами из плотного серого тумана, от которых веяло страхом. Она вертела головой по сторонам, но кругом никого не было, хотя ощущение опасности нарастало, будто кто-то подкрадывался к ней, невидимый за пеленой.

Утром, сквозь сон, она услышала настойчивый стук в дверь.

– Меня нет дома, – пробормотала она, переворачиваясь на другой бок.