Наталья Павлищева - Даниил Галицкий. Первый русский король

– Благодарствую. Здоров и доволен. Одно жалеет, что ты уехал и не возвращаешься, владыко.

– Да ведь я совсем недавно уехал! А хорошего я тебе женишка нашел? Самого лучшего, какой на Руси ныне есть. Не отдавать же такую красу ляхам или ятвягам?

От его веселого голоса становилось так тепло и легко. Успокоив княжну, Кирилл добавил:

– И мужем князь Андрей добрым будет, у Ярославичей это в крови. И детки у вас хорошие будут. Благословляю тебя, доченька, на счастливую жизнь с князем Андреем Ярославичем. – И вдруг спохватился: – А за отца-то кто будет?

– Яков Дядькович, – улыбнулась Устинья, вспомнив, как важничал стольник, услышав о таком поручении.

Он и на пиру свадебном сидел, забыв о том, что надуваться как гусю не стоит. Но никто не укорил и не посмеялся, главным был не он, а князь Андрей и его невеста княжна Устинья.

«Венчается раб Божий…»

Это о князе Андрее Ярославиче…

«Венчается раба Божья…»

А это о ней… это она венчается… сейчас митрополит Кирилл закончит говорить, и она станет женой красивого молодого князя, что стоит рядом и чуть косит взглядом в ее сторону…

«… в горе и в радости…»

Конечно, и в горе и в радости, а как же иначе, если муж да жена?

«… до конца дней своих…»

Всю жизнь… с детьми или без, как Бог даст, но вместе. Повенчает поп, развенчает Бог. Теперь они на всю жизнь одно целое. А сердце готово выскочить из груди и стучит на весь храм! Неужели остальные не слышат?

Рука у князя крепкая, хорошо, что поддержал, от волнения упала бы. Стоило выйти из дверей, колокола снова принялись за перезвон, да такой, что птичьи стаи долго беспокойно кружили над куполами. Княгиня! Она княгиня и мужнина жена! Вот и кончилось девичество, началась новая, неизвестная жизнь. Устинья постаралась не расплакаться, хотя было очень страшно.

А дома переживал отец. К Устинье у него особое отношение, никто не сомневался, что она любимица. Вот и маялся Даниил Романович. Отправил девушку в далекий путь, конечно, пригляд за ней есть, и боярынь отправил вдоволь, и мамок разных, и стольник поехал, и дружина немалая, а все равно тревожно.

Кирилл написал, что в Дебрянске посольство от князя Андрея Ярославича встречать будет, посаженой матерью Мария Ростовская, но ведь до самого Дебрянска тоже добраться надо. Нет, не будет спокойствия отцу, пока весточка не придет о том, что добралась хорошо. Уж остальное после, главное, чтоб доехала, не занедужила от дальней дороги, не растрясло, не остудилась где…

Даниил Романович уже корил себя, нужно было самому ехать, и дочь бы замуж выдал, и с владимирскими князьями поговорил. Но сделанного не воротишь, оставалось ждать.

Чтоб отвлечься, князь устроил охоту. Хорошо загнали трех лосей, несколько диких свиней, но главное, выглядели берлогу, и князь решил брать хозяина леса сам. Андрей забеспокоился, но его осадили: почему бы не взять? Все прошло хорошо, кто-то из дворни, что полегче, взобрался на дерево наблюдать, когда разбуженный зверь из берлоги подниматься начнет. Наготове стояли, конечно, охотники с рогатинами, но Даниил сделал знак, чтобы не вмешивались. Что за охотник, которому помощь нужна?

– Сам свалю!

И свалил. Правда, были два момента, когда сердце рвануло из груди. Это когда заорал-заверещал сидевший на дереве, призывая к вниманию, а потом, когда подломилось древко рогатины (больно большой зверь оказался, толстенное дерево не выдержало). Страшно пахнуло острым звериным запахом, огромная туша нависла над князем, закрывая небо. Еще миг, и подомнет, а уж там и спасать будет поздно, но князь вывернул, успев всадить падающему зверю в горло еще и охотничий нож. А уж после, когда медведь все же свалился, всадил еще один, добивая. Зверя тоже нужно бить быстро, чтобы не мучился из-за людской неумелости.

Князь был умел, шкура попорчена только там, где ее и без того резать будут, – на животе да груди.

Хлеставшую из раны зверя кровь быстро собирали в туеса, она ценна для снадобий, медвежья кровь много от каких хворей помогает.

После удачной охоты дома Даниила ждало радостное известие: Устинья доехала и тут же была обвенчана с князем Андреем Ярославичем. Венчал митрополит Кирилл в церкви Успенья Богородицы. Дочь передавала привет только на словах, но отец не обиделся, видно, не до писанины было.

От такого известия грех не закатить пир. Дворский расстарался: притащил большущий бочонок вина греческого, откуда-то вдруг появились разносолы, такие, что вмиг не приготовишь, загулял-загудел Холм. Поили всех, кто только мог прийти, кормили тоже, князь словно гулял свадьбу своей дочери. Люди лакомились жирной медвежатиной да лосятиной, запивали вином, а потом и медами и желали теперь уже княгине Устинье Даниловне долгих и счастливых лет жизни.

Поздно вечером изрядно подвыпивший князь объяснял не менее пьяному Андрею:

– Если бы там не Кирилл, ни за что бы Устишу не отдал!

Дворский соглашался:

– И я бы не отдал!

Хотелось спросить, при чем тут Андрей, но, чуть подумав, Данила уточнять не стал.

На следующий день из Владимира приехал князь Василько, и пир продолжился…

Братья ссорились уже не в первый раз. Андрей все чаще твердил, что надо заключать союз со шведами, ливонцами и ляхами, чтобы вместе встать против татар. Старший брат сначала морщился как на неразумного, потом принимался спокойно увещевать. Говорил о том, что никакие ливонские рыцари против татар за Русь вставать не будут, что ляхи и сами были биты, причем так, как русским и не снилось:

– Сказывали, Батыево войско от шестидесяти пяти тысяч этих резвых всадников едва-едва девять тысяч в живых оставило. А еще, что татары в Каракорум девять мешков отрезанных ушей в виде похвальбы отправили!

Андрей на насмешки возражал, что это когда было, мол, за то время рыцари поняли свои ошибки и больше их не побьют. Невский кивал:

– Ошибки, может, и поняли, да только доведись, не дай бог, и Батыга побьем, как кутят! Андрей, они только сами перед собой сильные, а умеючи их бить можно. И шведов я почти голыми руками бил, Биргер небось по сей день лицо почесывает!

Упреки были справедливыми, но Андрей возражал:

– Время прошло, все научились, кроме того, все врозь были. Надо объединиться и вместе отпор дать татарам!

– Андрей, на тебя Батый давно нападал?

Тот изумился:

– На меня вообще не нападал.

– На меня тоже. И не собирается этого делать, если не разозлишь. Чего я против него должен с кем-то договариваться?

– Ты собираешься всю жизнь в Сарай подарки возить и кланяться? Каракорум забыл?!

Невский заскрипел зубами, Каракорум и унижения он помнил хорошо. Попытался объяснить спокойно.

– Батый не Каракорум, ему сейчас дружба с нами нужна не меньше, чем нам с ним. В спину не ударит и, если придется, против рыцарей поддержит.