Наталья Павлищева - Нефертити и фараон. Красавица и чудовище

Нефертити на мгновение замерла. Как сказать пришедшему в себя мужу о трагедии, случившейся по вине дочери?! Он полюбил Семнехкаре, невозможно снова подвергать пер-аа такому удару, этого он не вынесет. Но и не говорить нельзя, все равно узнает, ведь будет ждать прихода Семнехкаре.

Она глубоко вздохнула и шагнула к Эхнатону, точно бросилась в холодную воду. Нефертити уже подняла руку, чтобы обратиться к мужу, как тот вдруг обернулся и обрадованно махнул ей рукой сам.

– Тийе, смотри, наша Неф вернулась!

Нефертити обомлела. Несомненно, пер-аа уже очень плохо видел, но не настолько же, чтобы принять ее за умершую мать?! Она невольно посмотрела туда, куда указывал Эхнатон, и поразилась: у пруда спиной к ним стояла Анхесенпаатон. Солнечные лучи охватывали точеную фигурку, казалось, девушка купается в этих лучах. Несомненно, Анхесенпаатон была очень похожа на саму Нефертити в молодости.

Эхнатон еще раз показал:

– Смотри, Тийе, какая она красивая! Я всегда говорил, что моя Неф самая красивая на свете!

Сердце Нефертити обливалось кровью. Что она могла ответить полуслепому мужу? Сказать, что это их дочь, или прежде возразить, что она не Тийе? Пока раздумывала, Эхнатон направился к Анхесенпаатон.

Рядом с точеной фигуркой царевны его собственная выглядела еще страшней. Длинная голова, окостенелая спина, короткие ноги под массивным широким тазом, вытянутые руки с пальцами, похожими на паучьи лапки… Словно подгребая этими руками, он приблизился к дочери и стал ей что-то говорить. Та отмахивалась, но фараон был настойчив. Он вцепился в руку Анхесенпаатон и потащил за собой в комнату.

Нефертити метнулась наперерез:

– Эхнатон, это не Неф! Неф – я!

Тот только отмахнулся:

– Ты всегда завидовала Нефертити, Кийе! Не мешай, ко мне вернулась жена!

Замерев от ужаса, Нефертити прижалась спиной к стене, мечтая только об одном… чтобы у фараона начался приступ! Но приступ не начинался, а Анхесенпаатон почему-то перестала сопротивляться. Видно, поняла, что отец безумен.

Эхнатон протащил мнимую Неф мимо настоящей, и они скрылись в его комнате. Сама Нефертити еще какое-то время стояла, в ужасе затаив дыхание, а потом опрометью бросилась к себе. Разве можно этому безумцу сказать о гибели Семнехкаре?!

Нефертити послала за Эйе и лекарем. И тот и другой пришли не сразу. Безвестность мучила хуже плохих новостей. Нефертити не могла найти себе места. То-Мери не понимала, что произошло, но как ей объяснить, что отец спутал жену с дочерью и, видимо, утащил на ложе Анхесенпаатон? Если честно, то Нефертити с содроганием думала о том, что могла оказаться на месте дочери сама.

Наконец пришел лекарь. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что тот все знает. Нефертити нервно передернула плечами:

– Пер-аа совсем болен, ему нужна помощь.

– Да, Ваше величество, я уже дал пер-аа, будет его имя вечно, успокоительное. И царевне Анхесенпаатон тоже.

– Он… ее…

Лекарь только молча кивнул.

– Как она?

– Царевна спит. Она не пострадала.

Жестом отпустив лекаря, Нефертити закрыла руками лицо, ее плечи сотрясали беззвучные рыдания. То-Мери засуетилась вокруг хозяйки, в отчаянии пытаясь хоть как-то успокоить.

Вошедший через несколько мгновений Эйе махнул ей рукой:

– Приготовь ванну, царице нужно прийти в себя.

Сама Нефертити чувствовала, что не в состоянии разжать зубы, так от потрясения свело челюсть. Больше разрушить семью невозможно! Эхнатон потерял рассудок, даже если завтра он придет в себя, никто не может обещать, что этот ужас не повторится. Макетатон умерла. Меритатон тоже не совсем в себе, особенно после убийства мужа. Анхесенпаатон изнасилована собственным отцом…

Но оказалось, что это не все беды. Эйе принес следующую: заболела Сетепенатон. Она мечется в бреду, очень похожем на тот, что был у Макетатон!

– Не-ет! – Крик царицы разнесся по всему дворцу. Потерять малышку она просто не могла.

Нефертити метнулась в детскую. Эйе сказал правду, девочка вся горела.

Две бессонные ночи провела царица возле дочери. Ей была безразлична судьба Эхнатона и вообще всех, казалось, что если не выживет эта малышка, то и ей жить незачем.

К исходу второй ночи в детскую на цыпочках вошел Эйе. Нефертити сидела рядом с дочерью, видимо задремав, но услышала шаги и встрепенулась.

– За что?! Почему так жестоко?

Он понимал, о чем спрашивает царица. Судьба действительно жестоко обошлась с Неф: дав ей красоту и разум, то одаривала счастьем, то следом бросала в несчастье. Что он мог ответить? Только присел рядом, кивнув на маленькую Сетепенатон:

– Как?

– Дышит ровнее, да и жар немного спал. Макетатон умерла в первую же ночь, а Сетепенатон живет. Может, выдержит?

В глазах и голосе такая надежда, что Эйе не задумываясь кивнул:

– Выдержит. Если сразу не умерла, то выдержит.

Он не стал говорить, что уже принес дары во всех храмах Ахетатона, молясь за выздоровление маленькой царевны.

Немного посидели молча, потом Нефертити все же спросила:

– Как там?

Было понятно, что она обо всех сразу: о муже, о дочерях и об убитом Семнехкаре. Эйе ответил сначала о фараоне:

– Пер-аа спит, ему дают настойку, которой поили Аменхотепа и Тадухеппу. Другого выхода нет, Неф.

– А…

– Анхесенпаатон тоже пришла в себя. Ходит мрачная, но ничего. Меритатон у себя, сидит, никуда не выходя.

– Никуда не выпускай и никому ничего не говори. Эйе, я долго думала… Нельзя, чтобы кто-то знал о Семнехкаре. Пер-аа почти слеп, если смог спутать меня с Анхесенпаатон, его соправитель умер, что делать?

– Кемет нужен новый соправитель.

– Меритатон больше ни за кого не выдашь замуж, Анхесенпаатон тоже. Рядом нет никого, кто мог бы стать соправителем.

– Ты, – спокойно ответил Эйе.

– Нет, – так же спокойно возразила Нефертити.

– Да, больше некому.

– Нужен мужчина. Женщина может править только рядом с пер-аа, а он… болен.

Она не стала говорить, что безумен, и так ясно.

Эйе долго смотрел в лицо Нефертити, по-прежнему красивое и теперь такое жесткое. Потом тихо произнес:

– Правь, как мужчина.

Она тоже долго молчала, прежде чем ответить:

– Не смогу.

– Сможешь.

Эйе не стал дольше разговаривать, ушел, оставив дочь размышлять. Он хорошо знал Нефертити, ей нужно время, чтобы решиться, но если она это сделает, то жизнь изменится совершенно. Имел ли он право толкать дочь на такое?.. Успокаивало одно: что бы ни случилось, как бы ни повернула жизнь, чего бы это ни стоило, он всегда будет с ней рядом.

Прошло несколько дней, маленькая царевна пересилила непонятную болезнь, выздоравливала. Фараон, напротив, полностью погрузился в свою, он уже практически не видел и смирился со своей слепотой и недугом, был тих и кроток. Самым большим потрясением для Нефертити оказалось известие, что Анхесенпаатон ходит к отцу добровольно и остается у него на ночь! «Пожалела?!» – ужаснулась царица. От сознания, что дочь приняла на себя то, чего так хотела избежать она сама, стало совсем тошно.