Наталья Павлищева - Жанна д’Арк. «Кто любит меня, за мной!»

Захватили и Жанну, один из бургундцев уцепился за ее алый плащ и попросту стянул Деву с лошади. Гарнизон Компьеня и даже горожане лишь наблюдали со стен за происходившим. Капитан Флави оправдывался тем, что в случае промедления враги могли бы ворваться в крепость, потому, мол, и пришлось приказать поднять мост. Но почему бы не вывести на подмогу Деве весь гарнизон и ополчение? Этот вопрос остался без ответа.

Вместе с Жанной в плен попали и Пьер с д’Олоном. Девушка усмехнулась: единственные верные ей люди остались с ней до конца. Откуда ей было знать, что испытаний на ее долю выпадет еще столько, что снятие осады Орлеана покажется легкой прогулкой. И в самые тяжелые дни она останется совсем одна.

Жан Люксембургский, к которому привезли плененную Деву, не мог поверить своим глазам. Англичане словно чумы боятся вот этого ребенка?! Стоявшая перед ним девчонка с волосами, как у пажа, в серебристых латах и порванной алой накидке не только не пугала, но и вызывала жалость. Главный капитан герцога распорядился увести ее, но держать в нормальных условиях, хотя и строго охраняя. А в Кудун к Филиппу Бургундскому уже скакал гонец с сообщением о необычной добыче. Немного погодя и саму Деву под усиленной охраной отправили туда, но бургундцы зря опасались попытки освободить Жанну, ни жители Компьеня, ни его гарнизон никаких попыток не предприняли, все словно вычеркнули Деву из списка живущих.

Бургундец сразу встречаться с девчонкой не стал, много чести, но, в свою очередь, сообщил о ее пленении и своим союзникам-англичанам, и своим противникам-французам. Карл сделал вид, что это его не касается, а вот англичане ответили быстро. Но уже на следующий день на пленницу предъявила свои права инквизиция. Герцог неприятно поразился такой поспешности и таким запросам, но спешить с ответом не стал. Он посоветовал Жану Люксембургскому, который формально владел пленницей, отвезти ее подальше от места военных действий и тщательно охранять. Для Жанны начались скитания по замкам. Целых полгода, пока Филипп Бургундский решал, кому же он желает продать Деву, ее то и дело перевозили из одного замка в другой, правда, обращаясь довольно вежливо. Жан Люксембургский словно чувствовал себя виноватым перед этой малышкой. Первые полгода плена были довольно сносными, хотя Жанна все равно дважды пыталась бежать, плен есть плен.

Филиппа Бургундского звали Добрым герцогом и Красивым герцогом. Он был и тем, и другим. Но всегда только для тех, кто ему симпатичен. Красоту Бургундца несколько портило отсутствие волос на лице, потерянных из-за дурной болезни, но глаза, резко очерченные губы, прямой узкий нос, общее выражение лица осталось прежним, Филипп обладал мужской красотой, которую не портят годы. Ну, а доброта проявлялась большей частью к женщинам, неважно, были они благородного происхождения или простушки. В Бургундии по свету ходило немало его детей, рожденных не только тремя женами, но и множеством наложниц или просто красоток, встретившихся на тернистом жизненном пути.

Уже стемнело, можно бы принести свечи, но герцог не давал знак, а потому слуги не торопились, уважая задумчивость своего правителя, а вернее, просто боясь вызвать его недовольство. Дрова в большом камине пока горели ярко, отбрасывая колеблющиеся отсветы на стены, Бургундцу хватало. Он смотрел на пламя и размышлял.

Размышления были вызваны пленением Орлеанской Девы, но в самих его мыслях Дева не присутствовала вообще. Девушка была схвачена неожиданно, и теперь герцог пытался понять, подарок это судьбы или новое испытание.

Отношения во французском королевстве и вокруг него давно завязались в тугой узел, ни развязать, ни разрубить который не удавалось никому. Шаткое равновесие между арманьяками, англичанами и бургундцами не устраивало никого, каждая сторона желала большего, но это было равновесие. У Франции имелись два названных короля – Карл и маленький Генрих, каждого поддерживали свои силы, и каждый пыжился доказать, что он сильнее. Оба были Бургундцу родственниками: Карл – брат жены Мишель, а Генрих – ее же племянник. Мишель любила сестру Екатерину – мать маленького Генриха, и терпеть не могла вялого Карла. Но на родственные чувства герцогу наплевать, он старался соблюсти собственную выгоду в этом противостоянии. Конечно, ни Генрих, ни Карл сами ничего не решали, они были пешками в более сильных руках, и ссориться с этими руками Филипп не собирался.

У него имелась своя мечта. Карл предпочитал юг страны, Генрих, вернее, его английские покровители, запад, а самого Бургундца вполне устраивал восток и север. Это и была его мечта – собственное королевство от Северного моря до Савойи. Он долго не раздумывал, к какой из двух противоборствующих сторон примкнуть, север ему могли дать только англичане. У англичан нужно было дружить с кардиналом Винчестерским, а у французов – с епископом Реймсским. Для такой дружбы у Бургундца были все условия – вовремя постаравшись, он держал и Париж, нужный англичанам, и Реймс, столь необходимый де Шартру. Мечта приобрела не просто конкретные очертания, но и вполне определенные сроки исполнения. Казалось, еще немного, падет Орлеан, и англичане заставят Карла навсегда убраться за Луару и носа оттуда не высовывать. При этом им будет категорически некогда заниматься севером и Нормандия с Пикардией отойдут Бургундцу. Плюс Фландрия, Шампань и его собственные земли, и вот оно, то самое королевство от и до…

И вдруг невесть откуда взялась эта девчонка. Сначала Бургундец посмеялся, – видно, совсем плохи дела у Карла, если к военным действиям стал привлекать детей. Но с ее появлением во французской армии стало твориться что-то непонятное. Опытные английские капитаны, до этого запросто бившие меньшим числом крупные отряды французов, одно за другим проигрывали сражения в выигрышной для себя ситуации. Тут действительно попахивало колдовством, не иначе. Никому не могло прийти в голову, что молоденькая девчонка, почти ребенок семнадцати лет, способна увлекать в атаку целое войско и действовать, как опытный полководец.

Пока она била англичан в районе Луары, Бургундец только посмеивался, но потом французы вдруг бодрым шагом двинулись на Реймс, и тогда стало не смешно! Они лишали Филиппа одного за другим опорных пунктов не только в Шампани, но и в Иль де Франс! Герцог скрипел зубами, слыша, что еще вчера клявшиеся ему в верности капитаны городов сегодня сдают их французам. Оксерер уступил без боя, правда, не пустив солдат за свои стены, способный выдержать даже длительную осаду Труа испугался простой подготовки к штурму и тоже открыл ворота, за ним последовал Шалон и, наконец, Реймс! Отколовшийся кусок облицовки камина появился, когда Филиппу сообщили, что Карл коронован в Реймсе! Кубок в его руке был слишком тяжел для каминной доски…