Джеймс Миченер - Источник

ИЗРАИЛЬТЯНИН. Для человека, который делает миллионы долларов, Зодман, вы просто исключительно глупы. Неужели вы не понимаете, что процветание Израиля куда важнее для вас с Веред, живущих в Чикаго, чем для нас с Табари, живущих здесь? Что Израиль защищает вас от следующей волны нацизма? Что Израиль наделяет евреев тем достоинством, которого они никогда раньше не знали? Как много еврейских таксистов в Нью-Йорке говорили мне, когда я приезжал в Соединенные Штаты: «Ваше поведение там заставляет меня гордиться, что я еврей». Вы хвастаетесь своими взносами. Знаете, что я думаю? Что Государство Израиль должно взимать по сорок центов налога с каждого вашего доллара. За те услуги, что мы вам оказываем.

АМЕРИКАНЕЦ. Как после этих слов вы можете рассчитывать на доброе отношение таких людей, как я?

ИЗРАИЛЬТЯНИН. А мне не нужно ваше доброе отношение. И ваша снисходительность.

АМЕРИКАНЕЦ. Так чего же вы хотите?

ИЗРАИЛЬТЯНИН. Иммиграции. Вашей помощи, чтобы мы выжили.

АМЕРИКАНЕЦ. Я американец и не обязан хранить верность Израилю. Если вы и дальше будете говорить точно так же, я перестану быть евреем.

ИЗРАИЛЬТЯНИН. Вот это уж не вам решать. Кюллинан может перестать быть ирландцем, и никого это не обеспокоит. Утром он может объявить: «Я больше не католик», и это будет только его решением. Но если даже вы десять лет будете орать: «Я не еврей!» – это ровно ничего не изменит, потому что решать эту проблему не вам, а вашим соседям. Не вам. Ни одному еврею не удалось покончить со своим еврейством.

АМЕРИКАНЕЦ. В Америке мы пишем новые правила.

ИЗРАИЛЬТЯНИН. Но ваши новые правила будут оцениваться по старым стандартам. В Испании сотни тысяч евреев твердили: «Мы больше не евреи. Мы испанские католики», но не прошло и двухсот лет, как Испания сказала: «Пардон, все же вы евреи». В Германии последователи Мендельсона говорили: «Мы интегрировались в немецкую среду. Мы перестали быть евреями». Но немцы сказали: «Простите, но ваша бабушка была еврейкой, и поэтому отныне и навечно вы остаетесь евреем». А если вы ищете классическое подтверждение своей теории, то отправляйтесь на остров Мальорку. В 1391 году по острову прошелся жуткий еврейский погром, после которого оставшиеся евреи обратились в католицизм. Поинтересуйтесь, что случилось с ними. Их убивали, сжигали живьем, подвергали гонениям, загоняли в гетто – и как бы они ни хранили верность католицизму, они не могли избавиться от своего еврейства. Эта история страшна, но не забывайте ее. Каждый Шаббат те, кто когда-то были евреями, публично, на улицах, ели свинину, доказывая, что они больше не евреи, но и спустя пятьсот лет ни один из настоящих католиков Мальорки не вступал в брак с ними, потому что они продолжали оставаться евреями. И мы несем груз этого наследства.

АМЕРИКАНЕЦ. Вы пытаетесь утверждать, что история остается неизменной. А вот Америка доказала, что история таки меняется. То, что случилось на Мальорке, никак не сможет повлиять на грядущие события в Америке. Мы свободны, и наша свобода гарантирована. Конституция нашего общества утверждает эту свободу, и я верю в нее.

ИЗРАИЛЬТЯНИН. Я тоже, Зодман. Пока Китай не станет главной силой на земле и каким-то образом унизит вас. Пока акции AT amp;T не упадут до сорока и вы не влетите в очередной экономический кризис. Пока не появится наследник сенатора Маккарти. Вот эти дни и станут для вас испытанием. Найдите время и поговорите с секретарем кибуца. В прошлом году он поехал в Россию навестить родных и друзей. Сорок лет Россия утверждала, что стала новым раем для евреев, и многие евреи были согласны с этим. И знаете, когда он оказался в России, никто из его родственников не захотел даже говорить с ним. Увидев его, они захлопывали двери. Скинувшись, они заплатили надежному другу, чтобы тот навестил его в гостинице. Друг пошел на большой риск. «Уезжай домой, – сказал он ему. – И никому не рассказывай, что ты имеешь к нам отношение. И когда вернешься в Израиль, ничего не пиши в газетах против России – или мы исчезнем, и ты никогда больше о нас не услышишь». Вы понимаете, что если Россия разрешит евреям эмигрировать, то миллионы их прилетят в Израиль.

АМЕРИКАНЕЦ. Я должен верить в благородство своей страны. Я хочу, чтобы Израиль продолжал существовать – для других. Я хочу, чтобы у воджерского ребе была своя синагога – для других. И я буду платить, чтобы его синагога существовала и дальше. Но мой дом, все мое будущее – в Америке.

ИЗРАИЛЬТЯНИН. Но ваш духовный дом будет здесь.

АМЕРИКАНЕЦ. Я не уверен. Решения ваших раввинов по такими делам, как мой развод, скорее всего, будут все больше и больше отдалять нас друг от друга. И у нас будут два еврейства: одно, духовное, будет здесь, а другое, мощное и эффективное, в Америке. И контактов между ними почти не будет.

ИЗРАИЛЬТЯНИН. Для любого из нас нет более важного дела, чем сохранять эти контакты.

АМЕРИКАНЕЦ. А теперь мы с Веред должны улетать… в лучший в мире дом для евреев.

ИЗРАИЛЬТЯНИН. Когда над вами разразится гроза, Израиль будет ждать вас.

В вечер этого последнего обмена мнениями к столу подсел Шварц, и, когда самые болевые точки спора нашли достойное разрешение, словно дебаты вели вежливые джентльмены в черных галстуках, он поразил собеседников грубой правдой о предмете, который они обсуждали:

– Вы говорите так, словно будущее будет развиваться по прошлым канонам. Все изменилось, Зодман. Вы живете в совершенно ином мире. Как и ты, Элиав.

– Что вы имеете в виду? – спросил Зодман.

– А вот что. Пару лет назад во Флориде были взорваны несколько синагог. Помните?

– – Какое отношение ко мне имеет Флорида?

– Похоже, что начинает вздыматься высокая волна антисемитизма, Моя группа тут в Израиле очень внимательно изучила ее. И пусть это потрясет вас, но вам стоит знать, что, если эти взрывы будут продолжаться, мы готовы скрытным образом доставить во Флориду вооруженных добровольцев. Чтобы подготовить местных евреев. И кое-кого пристрелить… раз и навсегда.

Зодман сглотнул комок в горле. Кюллинан, наклонившись вперед, спросил:

– Ты собираешься организовать вторжение во Флориду?

– Почему бы и нет? Немцы убили шесть миллионов евреев, а мир только и делал, что спрашивал: «Почему никто из них не сопротивлялся?» – Он потер предплечья, и Кюллинан в первый раз обратил внимание, что на том и на другом были следы жестоких переломов. – Так вот – я сопротивлялся. Как и многие другие. Почти все они погибли. Но если добрые обитатели Майами, Квебека или Бордо однажды решат ликвидировать своих евреев, я лично прибуду в этот город – и снова буду сопротивляться.

Зодман и Кюллинан потрясенным шепотом попытались оценить этот новый вызов, брошенный Америке, но им не удалось этого сделать, потому что Шварц продолжил: