Джеймс Миченер - Источник

Все проблемы старик решал таким же путем: были древние истины, подтвержденные долгими годами существования, и были какие-то новые подходы, которые могли завести человека в неизведанные области, так что он решил, оберегая свой народ, водить его старыми путями. Он предпочитал привычным образом делать нужные, практичные вещи. Мужчины трудились больше и тяжелее, чем другие, и поэтому их стада множились и процветали. Женщины проводили долгие часы, выделывая ткани, так что его люди были одеты лучше, чем другие кочевники. Он учил, что любое дело надо творить с тщанием и почтением, так что семьи вокруг него цвели и размножались. И пока его люди были согласны жить под защитой Эль-Шаддаи, они были счастливы и предприимчивы.

Поскольку пусть даже возглавлявший их старик был практичен и деловит – вот и сейчас, сидя на корточках, он оббивал небольшим каменным молотом куски кремня и от души наслаждался хорошо выполненной работой, когда острые куски кремня отслаивались один за другим, – в то же время он был человеком духовным, чьи усталые глаза видели за пустыней те невообразимые просторы, где царил прохладный воздух и где обитал единый бог Эль-Шаддаи. Люди последующих поколений, говорящие на других языках, переведут его древнее семитское имя, которое на самом деле означало, что он, Бог всемогущий, обитает на горе, и после различных преобразований Эль-Шаддаи будет означать имя бога, которому поклоняется весь мир. Но в те судьбинные дни, когда небольшая группа ибри стояла лагерем, ожидая сигнала двинуться на запад, Эль-Шаддаи был богом лишь для них; они даже не были уверены, что он продолжает быть богом для тех других ибри, которые ушли в далекие земли, например в Египет. Но в одном Цадок был уверен. Эль-Шаддаи лично определил цель существования этой группы, потому что из всех, поклонявшихся ему в районе между Евфратом и Нилом, он выбрал именно ибри своим излюбленным народом, и они жили под сенью его объятий, наслаждаясь безопасностью, незнакомой всем прочим.

Он был самым трудным богом для понимания. Он был бесплотен, Но говорил. Он был невидим, но мог двигаться, как столп пламени. Он был всесилен, но терпел мелких божков хананеев. Он властвовал над Жизнями людей, но поощрял их пользоваться собственными суждениями. Он был добр и благожелателен – но мог приказать стереть с лица земли целый город, как поступил с городом Тимри, когда Цадоку было семь лет. Он обитал повсюду и в то же время подчеркнуто был божеством лишь этой одной группы ибри. Он был ревнивым божеством, но позволял тем, кто не относился к ибри, почитать любых богов помельче, которые им нравились.

Обкалывая свой кремень, Цадок думал, что гора, на которой, как предполагалось, обитает Эль-Шаддаи, не существует как гора в обычном смысле слова, ибо это было оскорбительно – считать, что такое могущественное существо, как бог, привязано к какому-то конкретному месту, где раскинут его шатер, стоит диван и суетятся наложницы; ни один человек в здравом уме не может представить столь ограниченного бога. Эль-Шаддаи как божество обладал столь всеобъемлющим могуществом, что он не мог быть привязанным к какой-то одной горе, разве что она сама была подобна богу – далекий и вездесущий, он и внизу и наверху, его нельзя увидеть, к нему нельзя прикоснуться, он никогда не появлялся на свет и никогда не умрет, единый бог, высящийся над всеми, существующий на воображаемой горе, столь огромной, что она объемлет и всю землю, и звездное небо над ней.

Именно это ощущение бога и вызвало у Цадока недавние страхи, ибо старик знал, что ни обитатель города, ни оседлый землепашец, который в долинах рек растит свои урожаи и изредка зрит своих богов, что живут в известных местах, где пользуются ограниченной властью, – никто из них не в состоянии осознать такое божество. Эти оседлые люди предпочитали иметь богов, к которым всегда можно было прийти и лицезреть их и которые нуждались в статуях и храмах. Но кочевники, которые жили, завися лишь от милости пустыни, и которые пускались в путь от одного колодца к невидимому другому, брали с собой символом веры все, чем они владели и чему поклонялись. Они слепо верили, что тропа проложена для них и что после многих дней существования на грани смерти они найдут колодец там, где он и должен быть… такие кочевники должны были доверять богу, который видел и всю пустыню от края до края, и горы за ней. Что касается невидимого и непонятного Эль-Шаддаи, их религия была преисполнена неистовой веры, ибо в той жизни, которую вели одинокие странники, они ни в чем не могли быть уверены. Часто случалось, что люди добирались до колодцев и находили их высохшими. И лишь если они относились к Эль-Шаддаи с почтением, если посвящали ему звенящие звуки своих арф, они могли надеяться, что он живыми доставит их домой сквозь бесплодные пустые пространства. Оторвав взгляд от кремня, Цадок повернул голову к молчаливым кустам и сказал, словно докладывая доверенному советнику:

– Эль-Шаддаи, я наконец готов вести мой народ на запад.

Кусты ничего не ответили.

Пятьдесят семь лет, начав еще ребенком, Цадок, сын Зебула, вел разговоры с Эль-Шаддаи и, подчиняясь указаниям единого бога, водил свое колено по пустыне, пока остальные уходили на юг в поисках приключений, которые надолго оставались в памяти. Несколько столетий тому назад их общий прародитель патриарх Авраам и его сын Исаак перебрались в Египет, где их потомки до сих пор томятся в рабстве. Колено Дота осело в стране Моав, где сыны Эсея завоевали Эдом. Позже и колено Нафтали снялось с места, чтобы осесть в горной стране на западе, но Цадок со своими людьми продолжал обитать в северной пустыне, слушая ясные и четкие слова Эль-Шаддаи, который выведет их из безлюдных пустынь и приведет в Землю обетованную.

Пустыня, в которой много поколений обитали ибри, состояла из трех частей. Существовали песчаные пустоши, на которых ничего не росло, и кочевники их избегали, ибо ни один человек, жизнь которого зависела от мулов, не мог их пересечь; это стало возможным потом, в последующие годы, когда удалось приручить верблюдов, – но не сейчас. Кроме того, тянулись обширные пространства камней и выжженных бесплодных земель, где местами встречались оазисы с питьевой водой, и здесь люди и их мулы могли как-то существовать; пустыни эти назывались «дикими». И наконец, существовали длинные пространства полусухих земель, рядом с которыми располагались поселения; чтобы постоянно растить пшеницу или оливковые деревья, воды тут было маловато, но козы и овцы могли существовать. Именно на таких землях колено Цадока и обитало последние сорок лет. Мудрые ибри не сомневались, что рано или поздно Эль-Шаддаи прикажет им сниматься с места, но они не знали, что бог уже трижды приказывал Цадоку сделать это, но патриарх боялся приступить к делу и тянул время.