Нерея Риеско - Ведьма и инквизитор

— Желаю удачи, сеньора. Она вам понадобится. — Затем стегнул лошадей и тронулся с места.

Май провожала его взглядом, пока тот не скрылся за горизонтом.

Вспоминая встречу с Себастьяном де Одия, Май в то утро совершила ритуал купания Бельтрана. Она смотрела на него с сожалением. Воды реки тоже не смогли его расколдовать. Она начала надевать на него сбрую и, взваливая ему на спину переметные сумы, ощутила под рукой угол шкатулки с вещами осужденных. Вспомнила, что как только та оказалась у нее в руках, она поняла, что это путеводная нить, на другом конце которой находится Эдерра. В деревянной шкатулке с металлическими уголками было спрятано то, из-за чего стоило бороться, по-настоящему верить в жизнь, в то, что она вовсе не пустой сон и что кто-то ее любит и она не одинокая девочка, которая как неприкаянная скитается по свету в компании заколдованного осла.

Она взяла шкатулку в руки, погладила крышку и глубоко вздохнула при мысли о том, что эти вещи, вернее, общение с их законными владельцами, приблизят ее к Эдерре. Неважно, сколько времени уйдет у нее на поиски этих людей, потому что, пока она будет этим заниматься, разговаривать с ними и все они и каждый в отдельности в подробностях расскажут о том времени, что они провели с Эдеррой, она сможет лелеять надежду увидеть ее снова. Если бы не обязательство передать вещи и необходимость найти Эдерру, она бы не знала, что и делать с собственной жизнью. Май решила, что самое худшее — это бояться самого страха, страдать из страха перед страданием и чувствовать себя до того свободным, что ни в ком не испытывать нужды.

Здание инквизиционного трибунала Логроньо располагалось на площади Святого Якова. Это было массивное прямоугольное здание из каменных блоков цвета сливочного масла; прямые линии терялись в проемах дверей и окон, чтобы причудливым образом закручиваться, распускаться и завиваться в их обрамлении, внося в угрюмый облик здания элемент движения. В довершение строители украсили фасад дома фигурами христианских святых, апостолов, ангелов и архангелов, включая святого Михаила, предводителя небесного воинства, грозно сжимающего в руке меч. В совокупности они были частью резного орнамента и были призваны бичевать зло, представленное во всех его отвратительных ипостасях. Короче, все эти скульптуры, вместе взятые, как бы разыгрывали театральное действо, и неграмотному человеку достаточно было посмотреть на стены, чтобы представить себе события священной истории.

Заглянув с улицы через огромную арку входа, можно было разглядеть галерею внутреннего двора и колонны, обвитые вездесущим плющом. Его зеленые спирали невольно вызывали в памяти историю Евы, змея-искусителя и первые дни творения, румяные яблоки на древе познания, зов плоти и слабость женщины, по милости которой человеческий род попал в такую переделку, что до сих пор отдуваться приходится. Наверное, чтобы противодействовать подобным нездоровым мыслям (иначе хоть плющ стриги), по углам двора были посажены четыре суровых кипариса, поскольку хорошо известно, что кипарис, как и плакучая ива, суть два дерева, способные вызывать меланхолию, охранять покой мертвых и даровать спокойствие мятежным душам.

За несколько дней до этого в расположение трибунала был доставлен огромный каменный фонтан, подарок Ватикана, над установкой которого в центре двора с переменным успехом трудилась горстка рабочих. В сопроводительной записке, написанной собственноручно Его Святейшеством, говорилось, что звучные струи кристальной воды фонтана внесут оживление в тишину инквизиторских покоев, а заодно и освежат атмосферу в душные летние вечера. Однако, несмотря на все усилия рабочих, из открытых ртов застывших в изумлении каменных рыб вместо воды вырывалась время от времени струя жидкой грязи шоколадного цвета, которая то с шумом накрывала тучи мошек, то пугала ласточек, то заляпывала стены вокруг.

Незадолго до неожиданного появления Родриго Кальдерона инквизиторы Валье и Бесерра обсудили с рабочими безобразное поведение фонтана. Фаворита всесильного королевского министра никто не ждал. Он прибыл в гордом одиночестве, и цокот копыт его скакуна гулким эхом отразился от стен внутреннего двора трибунала. Родриго ловко спешился, перебросив через шею еще двигавшегося животного правую ногу и проделав соскок на манер ярмарочного акробата, демонстрируя тем самым прекрасную физическую форму. Он хорошо знал внутреннее устройство здания, поэтому вошел без церемоний, проворно стягивая с рук черные кожаные перчатки, и широким шагом направился к залу судебных заседаний, расположенному справа от фонтана. Но тут из чрева каменных рыб донесся звук, похожий на урчание в желудке, и новая струя грязи, вырвавшись на волю, окатила блистательного Родриго с головы до ног.

Инквизиторов Валье и Бесерра чуть было не хватил удар, когда им сообщили о происшествии.

— О боже! Вам следовало уведомить нас о своем визите, — приговаривали они, стирая грязь с его лица, на котором застыло выражение крайнего неудовольствия и досады.

Злые языки утверждали, что Кальдерон был человеком скромного происхождения, и это выводило его из себя. Когда-то он служил пажом в Вальядолиде у отца герцога де Лерма, благодаря чему занял настолько прочное положение в этом семействе, что и сам фаворит проникся к нему уважением, устроив его секретарем при королевском дворе. Он неуклонно поднимался по служебной лестнице до тех пор, пока не был назначен ответственным за прием прошений и писем, адресованных королю и его фавориту.

На этой должности он прославился тем, что выступал заступником и ходатаем в делах людей, которые щедро благодарили его за услуги, и это явилось источником, помимо прочего, его быстро растущего состояния. Герцог де Лерма нередко прибегал к хитрости, поручая Кальдерону прием посетителей в тех случаях, когда их просьбы следовало отклонить; таким образом, просители переносили свою ненависть на человека, который отказывал им в просьбе, а не на монарха или на герцога. Немало людей уже прониклись к Родриго Кальдерону враждебностью, а среди придворных за ним очень быстро закрепилась репутация выскочки, человека гордого и неприятного в общении.

Он женился по расчету и благодаря этому стал маркизом де Сьетеиглесиас. Даже Кеведо публично высмеял Кальдерона и его желание выбиться в вельможи, во всеуслышание заявив о том, что секретарь герцога де Лерма лжет в части своего происхождения. А дело в том, что Родриго Кальдерон утверждал, будто обнаружил во Фландрии некие документы, которые якобы неопровержимо доказывали, не оставляя места сомнению, что он-де появился на свет в результате плотского увлечения дона Фернандо Альвареса-де-Толедо, старого герцога де Альба. Таким образом, Кальдерон предпочел опорочить собственную мать, нежели считать себя законным сыном простого капитана, воевавшего во Фландрии.