Фаина Гримберг - Княжна Тараканова

– Ты маленькая обманщица, – сказала княжна, вовсе не сердясь. Она, впрочем, была старше Елизаветы всего лишь лет на пять…

Елизавета остановилась у двери и ухватилась за круглую ручку, бронзовую и ярко начищенную.

– Ты обманываешь меня, – продолжала княжна. – Но, может быть, ты все-таки скажешь мне правду, тем более что мне все равно эта правда известна!..

Елизавета помолчала. Ей казалось, что прошло уже очень много времени.

– Ваша светлость! Я не знаю, какая правда известна вам! – И снова в голосе девушки зазвучали нотки дерзости невольные.

– Я не настолько наивна. Я воспитывалась в монастырском пансионе под Парижем! Я не намереваюсь отчитываться перед тобой. Я жду от тебя правдивого объяснения. Куда и зачем ты собралась идти?

Елизавета поколебалась. Но уже спустя минут десять она сидела против княжны на канапе… Княжна просила называть ее запросто – «Аминой», на татарский, разумеется, лад. Прежде, до крещения, ее звали Аминой… Елизавете пришлось сознаться, что мать Тереза велела ей следить за Аминой-Фелицией…

– Боже мой! Мне это прекрасно известно! И что же ты ей хочешь сегодня рассказать?

– Я не узнала ничего такого, что могло бы очернить вас, ваша светлость, в глазах матери Терезы…

Амина-Фелиция смеялась и смеялась, затем сказала, что сейчас просветит Елизавету и…

– …Я буду знать, перескажешь ли ты мои слова настоятельнице! Поверь, наивна она, а вовсе не я!..

Амина-Фелиция рассказала девушке о Саббатае Цви…

– …он жил более ста лет тому назад…

Саббатай Цви жил в турецких землях. С самой юности он мечтал объединить разные вероучения в одно, ведь христиане, иудеи и мусульмане исповедуют веру в одного и того же Бога! Юноша собрал вокруг себя кружок последователей, который все расширялся и расширялся, все больше людей примыкало к Саббатаю. Но султану османов донесли о намерениях «нового Спасителя», как называли Саббатая его последователи. Тогда Саббатай и его последователи провозгласили себя правоверными мусульманами. Но они продолжали исповедовать веру в возможность объединения трех вер. Саббатая Цви давно уже нет в живых, но общины его последователей продолжают существовать и в землях османов, и в Италии, и в Испании. Якоб Франк на самом деле родом из Подолии. Тайным последователем Саббатая был уже его отец. Будучи мелким торговцем, Якоб часто бывал и в землях турок. С течением времени он принял на себя миссию руководства польскими и немецкими последователями Саббатая, которые стали называться теперь франкистами…

– …я встретилась с ним уже после того, как он принял крещение. Он уже был важной особой, сам король покровительствовал ему, а я была совсем девочкой, моложе тебя! Он останавливался в имении моего отца… Было много препятствий… Но только теперь наши судьбы наконец соединятся… Юзеф говорил отцу, что иудеи и мусульмане подвергаются, находясь под властью христианских правителей, всевозможным гонениям. Юзеф говорил, что это прекратится, когда все три веры объединятся в одну!..

– И что же ваш отец?

– Он не смог воспринять эту великую идею и отвечал, что желает оставаться правоверным мусульманином…

– Значит, Саббатай Цви обманывал султана и только притворялся мусульманином, а господин Франк притворяется католиком? И вы… также притворяетесь католичкой?

– Да, – легко выговорила Амина-Фелиция. – Мы притворились, чтобы избежать гонений, потому что гонения мешают плодотворной деятельности. Но у нас нет выхода, если мы не будем притворяться, не будем примыкать к религии, господствующей в том или другом государстве, нас погубят быстро…

– Я думаю, вам не видать успеха! В конце концов многие ваши последователи просто-напросто сделаются настоящими христианами или настоящими мусульманами, или же вернутся в иудейство. Вас слишком мало и у вас нет своего государства…

– А нам оно и не нужно! – Княжна воодушевилась. – Мы ведь не намереваемся угнетать людей, мы хотим принести им свободу, объединив три веры, уничтожив религиозную вражду…

– Какая же это свобода, если все равно придется верить в Бога? И в объединение вер я не верю! Потому что все друг друга ненавидят! Мусульмане, иудеи, христиане… Все они дышат ненавистью к иноверцам…

Амина громко рассмеялась:

– Да ты удивительная еретичка!

– Ошибаетесь, я не еретичка. Еретики – те, кто пытаются так или иначе изменить особенности веры, уже давно существующие. А я не верю в Бога, ни в каких богов!.. Но я не выдам вас матери Терезе. Я ценю то, что вы открылись мне…

Внезапно Фелиция порывисто поднялась, нарядное платье метнулось вперед. Она наклонилась к Елизавете и поцеловала девушку в губы. Этот внезапный поцелуй взволновал Елизавету, вызвал во всем теле внезапное ощущение жара, почти такое же, как тогда, в день ярмарки, когда она отдала свое тело Михалу… Подавляя это волнение, Елизавета пришла в монастырь, к настоятельнице. Мать Тереза выслушала внимательно подробный отчет Елизаветы. Девушка ни о чем не позабыла, сказала, что не видела в доме никаких запретных книг и тем более – никаких книг на древнем еврейском языке…

– …Госпожа читает молитвенник и сказки…

– А бумаги? Ее бумаги!.. Ты должна была посмотреть ее бумаги!..

– Вы ничего об этом не говорили, матушка. Это дело трудное. Бумаги хранятся в кабинете, княжна редко зовет меня туда…

– Ты могла бы и догадаться, что многое важное содержится именно в бумагах!

– Ладно. Я постараюсь добраться и до бумаг…

Настоятельница вручила девушке небольшую денежную сумму. «Вместе с жалованием, которое мне заплатила княжна, это все же очень мало!» – подумала Елизавета. Она понимала, что ей нужно много денег, но сама себе не решалась признаться в этом своем понимании.

Разумеется, об откровенном разговоре с княжной мать Тереза не узнала никогда.

Миновал еще один месяц. Фелиция явно делалась нервна, говорила Елизавете раздосадованно, что львовское духовенство чинит самые разнообразные препятствия…

– …моему отъезду в Варшаву!.. Мои денежные дела все более запутываются. Я знаю, чьи это козни!..

– Но неужели матушки Терезы? Это вовсе не похоже на нее! – искренне удивлялась Елизавета.

– Ах, оставь! Настоятельница бенедиктинок – всего лишь пешка, марионетка… Но они еще не знают меня!..

Еще несколько раз они беседовали о религии, о свободе и прочих, весьма отвлеченных, но все же чрезвычайно важных для жизни материях…

– Я знаю, мои письма вскрывают, не отсылают в Варшаву…

Но княжна нашла способ передать письменное известие своему жениху.

Однажды Елизавета застала у двери в кабинет Шмуэла, давно ею позабытого. Он возник перед ней как живое свидетельство реальности прошедшего, происходившего в ее жизни. Увидев его, она удивилась и спросила даже с некоторым раздражением, что он здесь делает… Он прямо-таки ел глазами вставшую перед ним девушку. Взгляд его был упорным, мужским… Он сказал ей, что его призвала княжна…