Фаина Гримберг - Анна Леопольдовна

– …это настоящий мошенник!.. – Тут Мячков поколебался, затем заговорил со мною еще более доверительно и понизив голос: – Я нахожусь в великой заботе и страхе, чтоб этот сержант Трифонов не бежал, да еще, пожалуй, не увел бы с собой ту известную персону…

– Что же он? – спросила я настороженно. – Вы наказали его?

Трифонов посмотрел мне прямо в глаза:

– Вот как перед Богом! Я не наказывал его, а он отступился, сам отступился…

Мы снова посмотрели друг другу в глаза. Он еще поколебался и сказал напоследок, что будет в надежде на меня.

Я пришла в комнату Елизаветы и, обняв ее на постели, гладила ее молча по голове, покамест она плакала.

– Он никогда не смог бы этого, – повторяла я, – никогда не смог бы…

Она понимала, что я говорю о возможном, или, вернее будет сказать, что о невозможном бегстве из Холмогор.

Она обратила ко мне свое залитое слезами лицо.

– И вы… – проговорила она. – И вы… И я… все то же!.. Все то же…

Мы плакали в объятиях друг друга. Мне не нужно было пояснений; я и без того знала, что хотела сказать Елизавета. Обе мы несчастны в любви…

– Надобно силы искать для жизни, – сказала я тихим голосом.

– А жить зачем? – спросила она с любопытством странным безумия.

И что я могла отвечать на этот вопрос, безумный и оттого чрезвычайно логический и разумный.

Бог весть какое чутье подсказало мне верный ответ:

– В дружестве взаимном избудем наше горе…

И мы снова плакали, но уже находили успокоение в наших взаимных слезах…

Ночами Мячков ходит патрулью вокруг дома, а капитан, сержант Корюкин и дежурные унтер-офицеры ходят патрулью каждый час. Неужели Трифонов имел серьезное намерение бежать с Елизаветой? Возможно ли бежать отсюда? Морем? Через Архангельск? И далее? Куда? В герцогство Брауншвейгское, в город Вольфенбюттель? Нет, я не верю. Мячков боится понапрасну. Трифонов не имеет для опасно го предприятия бегства достаточно силы воли. Теперь он и не пытается снестись с Елизаветой.

Принцесса Елизавета, кажется, излечилась от своей тоски. Причина ее излечения – моя неожиданная болезнь, слабость и жар донимают меня вот уже вторую неделю. Елизавета сама ухаживает за мной, отвлекшись от своих горестей. Сегодня мне наконец-то полегчало.

Я встала с постели. Но, видно, принцессе не судьба предаваться печали от потерянной любви. Давняя цинготная болезнь принца Антона обострилась, на ногах раскрылись раны.

Пошла худая полоса. Болезнь следует за болезнью. Елизавета страдает головными болями. У принца Антона одышка и ноги опухают по вечерам.

Елизавета принуждена подолгу лежать вследствие головных болей. Принцу Антону все хуже. На ногах явились синие пятна. В Холмогорах бушует нечто похожее на эпидемию простуды. Все мы в кашле.

У принца сделалось рожистое воспаление, а на ноге большая рана мокрая. Все это, как уверяет лекарь, последствия застарелой цинги.

Принц Антон не встает с постели. На ногах новые раны. Гнилая горячка. У принцессы Екатерины, кажется, начинается также цинга. Принц Алексей страдает кровотечениями из носа.

Принц неожиданно вдруг оправился от тяжелой болезни, причем возвратилось к нему зрение, которого он во время болезни совсем было лишился. Однако всего вернее, это улучшение временное.

Сержант Иван Трифонов ныне произведен в офицеры и женится на дочери какого-то холмогорского торговца. Мячков сказал мне об этом и советовался со мною, известить ли принцессу. Теперь она занята болезнью отца, и возможно, известие о женитьбе Трифонова не огорчит ее. Разумеется, я предпочла бы молчать, но представила себе живо, как Елизавета спрашивает меня, узнав нечаянно о происшедшем, знала ли я… И мне придется лгать, будто не знала… А если знала, отчего не сказала… Нет, я теперь скажу!

И сказала. Елизавета, сидевшая у постели отца с вязаньем, взглянула на меня быстро, опустила голову и проговорила тихо:

– Спасибо за то, что могу теперь все знать. Бог с ним! Перегорело все…

Новый лекарь Гассельман пришелся принцу весьма по нраву. Он говорит, что благодарен за присылку такого славного человека и хирурга (eines so braven Mannes und Chirurgi). Однако здоровье принца все ухудшается. Рожистое воспаление перешло на лицо.

У принца Антона горячка. Гассельман пользует больного припарками, клистирами и кровопусканием. Я не надеюсь на улучшение.

У принца кровохарканье. Дыхание прерывистое. Принцы Петр и Алексей, принцессы Екатерина и Елизавета, лекарь Гассельман и я не отходим от постели, нет, ныне уже и не больного, а умирающего. Принц Антон благословил детей и слабою рукою, горячей и влажной, пожал мою руку. Около получаса пролежал он с закрытыми глазами, затем начал задыхаться, мокрота душила его. И спустя несколько минут мы уже находились рядом с мертвым телом.

Гроб, обитый черным сукном с серебряным позументом, унес ли, и как уверяет Мячков, принц Антон похоронен пристойно на ближайшем кладбище. Впрочем, мне опять же некогда печалиться. Когда в самое время смерти принц невольно обмочился и очистился, Гассельман вдруг заметил, как будто не происходило ничего страшного, что и с его матерью такое перед ее смертью произошло. Елизавета вскочила и с криком исступленным:

– Подлец! – дала ему пощечину.

Он не успел ей ничего ответить, потому что она лишилась чувств.

Принцы и принцессы непрестанно поминают об отце. С Гассельманом Елизавета примирилась поневоле. Он постоянно оказывает лекарскую помощь ее братьям и сестре Екатерине. Я не выхожу из комнаты Елизаветы, принцесса страдает жесточайшею головной болью. Таким образом, я не имею времени на оплакивание умершего.

Все проходит, в том числе и отчаяние крайнее. Я плачу тихо и удивляюсь вновь и вновь быстротечности жизни. Вернее всего, я оплакиваю не этого, преждевременно состарившего человека, рядом с коим провела в заточении столько лет; нет, не его; я плачу о погибших надеждах юноши, прибывшего некогда в Санкт-Петербург, чтобы командовать полком и жениться на русской принцессе… В сущности, я плачу о собственном горе, о прекрасной Элене, о ее смутных надеждах… Но разве я не знала всегда, всегда, что жизнь моя погублена?..

Елизавета предложила мне взять на память из вещей покойного принца все, что я пожелаю. Я взяла маленькую жестяную коробочку, в которой принц Антон хранил пару запонок и серебряное под золотом кольцо. Это были давние подарки ему принцессы Анны, еще до того, как они были объявлены открыто женихом и невестой.