Фаина Гримберг - Анна Леопольдовна

– Там случилось нам побывать в придворном театре, да и не один раз к тому же… – Он указал на Андрея и Соню. – Вот мои милые театралы… – и он пообещал, что после обеда его дети представят мне русский театр…

В столовой пол натерт был воском, а стулья обиты малиновым штофом. Дети держали себя чинно. Кушанья поданы были вкусные, хорошо приготовленные из свежей провизии. Суп из крупы, лапша, пироги с морковью, с капустой и яйцами, жареная говядина с картофелем, каша на сковороде, желе на десерт…

После обеда перешли мы в гостиную, где меньшие дети показали мне свою любимую игрушку – большую коробку, оклеенную тисненной разноцветной бумагой. Через стекло рассматривали мы красивые картинки, изображавшие тирольцев, турок, разряженных дам и кавалеров, пейзажи и сражения…

– Простите их, они, должно быть, умучили вас любимой своей косморамой! – вмешалась мать.

– Напротив, – отвечала я, – после стольких лет заточения дети раскрывают передо мной целый мир, столь игрушечный и наивный…

– Ваша стойкость восхищает меня, – сказала она. – Мне страшно было заговорить с вами о перенесенных вами страданиях, но вы заговорили о них с такою простотой…

– Не хвалите меня. – Я усмехнулась.

Андрей и Соня, обняв отца с двух сторон, что-то говорили ему наперебой и вполголоса.

– Желают во что бы то ни стало показать вам русский театр! – обратился он ко мне.

Я с удовольствием согласилась. Все расселись полукругом. Андрей и Соня встали перед нами. Жесты их были еще несколько робки и неловки, но декламировали дети с большим чувством…

Юные актеры завершили декламацию и торжественно поклонились зрителям, тотчас разразившимся рукоплесканиями. Маленькие Федор и Еленушка били в ладоши изо всех сил. Я сидела молча и не отирала слез, которые изобильно лились по щекам. Эта попытка возвышенного объяснения в любви на прекрасный лад французской трагедии и все же по-русски, представленная милыми детьми, заставила меня вспомнить Андрея в такой сильной степени, что я, казалось, заслышала его голос в голосе его внука, названного в его честь…

Смущенные Андрей и Соня бросились к отцу и наперебой твердили ему о новых поездках в Петербург, и непременно в Англию, и непременно же и в Италию, и в Париж!.. Мать, улыбаясь, остановила юных прожектеров и сказала мне, что и без того тревожится, когда супруг ее в плаванье:

– Но видно, детям не миновать Англии и Германии. Мы хотели бы дать им хорошее образование…

Она украдкой пожала мою руку, показывая мне тем самым свое горячее сочувствие моим горестям.

Я привлекла к себе раскрасневшуюся Соню и заговорила невольно и громко:

– Милые Андрей и Соничка! Вы так прекрасно исполни ли сцену из русской трагедии. Мне на память пришла печальная история одной маленькой девочки. Девочка эта родилась принцессой, и рождение назначило ее блистать при дворе, в яркости светской жизни. Но волею судьбы родите ли ее были свергнуты с престола обширных своих владений и сосланы далеко-далеко, в холодные края. Там, в заточении, не видя вокруг никого, кроме грубых стражей, маленькая принцесса подрастала, мечтая о свободе и путешествиях. Она ждала прекрасного принца, который освободил бы ее. Шло время. Родители ее умерли. Она сама делалась все старее и старее. Надежды ее истаивали, словно великолепные ковры снега под солнцем весны. И вот однажды она была освобождена…

– Прекрасный принц приехал! – звонко воскликнула Еленушка, детски раскатисто выговаривая звонкое «эр».

– Нет, – отвечала я. – Бедную принцессу освободила новая правительница страны.

– А принц? – настаивала малютка.

– Принц к тому времени уже давно был женат. Да он и не был принцем, он был едва ли не простым солдатом.

– А потом он всех победил? – спросил десятилетний Владимир.

– Увы! Ему некого было побеждать.

– А что же сталось с принцессой? – любопытствовала Соня.

– Она уехала в другую страну, где правила ее тетушка, сестра ее отца.

– И была там счастлива?

– Надо думать…

Я уже успокоилась и сама чувствовала легкую иронию в своем голосе.

– Но ведь это не может завершиться так! – заговорила молчавшая до сих пор Ирина, двенадцатилетняя девочка, неприметная в отличие от своей старшей сестры. У нее были чуть округлые кроткие карие глаза, а русая коса прибрана скромно на затылке. – Что-то должно было произойти, должно… – повторила она дважды.

– Что же могло произойти? – Я задумалась. – Но вот, извольте. Некая дама описала жизнь прекрасной и несчастной принцессы, выразив эту горестную жизнь в словах. Слова эти жили на страницах рукописи, позднее рукопись издали и сделали книгой. Книга зажила своей жизнью, а в книге жила судьба принцессы…