Фаина Гримберг - Анна Леопольдовна

Ее высочество волнуется. Я подметила, что она часто сжимает руки и смотрит прямо перед собой. Вдруг она улыбается быстрой улыбкой, и взгляд ее выражает некоторую отчаянную решимость. Позавчера она сказала мне, что я должна быть спокойна за свою судьбу…

– И не прислушивайся к сплетням, Ленхен, умоляю тебя, не прислушивайся к сплетням!..

Разумеется, я не просила Ее высочество объяснить, что она имеет в виду. Но если вспомнить поведение сестер Менгден, сплотившихся в единый тесный кружок…

Принцесса на глазах меняется, преображаясь из кроткой молодой женщины в энергического политика. В ее покоях теперь собираются кабинет-министры во главе с фельдмаршалом. Кроме того, неожиданно сбылись самые злые сплетни, распространявшиеся прежде Бироном и его семейством, то есть сплетни о якобы раздорах между родителями маленького будущего императора. Принц хмур и мрачен. Многие виде ли, как супруги появились в галерее вблизи покоев Ее высочества и продолжали взволнованно говорить, словно бы завершая некий неприятный для них обоих разговор.

– Не могу позволить, не могу! – повторяла принцесса. – Речь идет о моих правах. Ты понимаешь, о моих неотъемлемых правах, а вовсе не о нашей любви…

– Я прекрасно понимаю, что ни о какой любви не может быть и речи, – возразил принц.

Нет, я положительно глупа! Как же я не догадалась прежде… Фельдмаршал хочет, чтобы регентство получила принцесса. Он оригинально рассчитывает править и страной, и Ее высочеством. Тем более, что принцесса окружена сестрами Менгден, одна из которых – супруга его сына! Я не исключаю, что эти красавицы захотят начать истинную войну против меня; все это единственно для того, чтобы исключить из окружения Ее высочества случайных людей. А кого же можно полагать случайными людьми в окружении Ее высочества? Разумеется, не маркиза Ботта д'Адорно! А всего лишь вашу покорную служанку! Я решилась на крайнюю меру: попросила Ее высочество открыто объявить сестрам Менгден ее отношение ко мне. Я рисковала. Принцесса могла счесть мои жалобы мелочными. Но, к счастью, она отнеслась к моим словам серьезно и, призвав в свои покои Юлию, Доротею, Аурору и Бину, объявила им прямо и решительно, что не оставит меня… Затем обернулась к Доротее и высказала свою мысль с прямотою поистине исключительной:

– Никто не будет править мною, графиня. Даже ваш свекор!..

Я сказала Андрею при нашем свидании в мастерской, что, вероятно, отныне все пойдет по-иному в империи. Однако мой возлюбленный настроен скептически:

– Не выношу прожектерства! Даже из твоих милых уст. Принцесса желает править, властвовать. Вследствие этого что может измениться в России? Не вижу ни малейшей разницы между герцогом Бироном и принцессой Мекленбургской! Оба желают править, оба хотят власти. Что это меняет? Я угадываю твои мысли, и они неверны. Оставь пустое прожектерство! Россия, возможно, будет великой, однако же никогда не будет счастливой; эту истину следует всегда носить при себе, как сердце…

Я не стала возражать. Более того, он, в сущности, убедил меня. Я почти согласна с его словами, и потому мне грустно.

Принц жаловался маркизу Ботта на неограниченное влияние принцессы и сетовал на свою любовь к ней, слишком, по его мнению, сильную:

– Принцесса Анна способна делать со мной все, что захочет. Она выпытывает у меня все мои секреты, но не открывает мне свои.

Маркиз передал эти слова принца Антона Ульриха мне. Если бы я только захотела… Но поймите меня! Чувства, которые я питаю к моему возлюбленному живописцу, эти чувства и есть я сама. Я могу сожалеть лишь о том, что я – это всего лишь я, а не другая женщина, более, быть может, разумная и способная распорядиться своими чувствами, как угодно, к своей выгоде…

Принцесса вчера уверяла меня в интимной беседе, что продолжает любить своего супруга:

– Суди сама, как я могла бы разлюбить его, отца моего ребенка, моего обожаемого Иоанна! Но ведь речь идет о моих правах. Я – внучка правителя этой страны. Мой дед именовался правителем на законных основаниях. После смерти брата Федора он оставался старшим из двух оставшихся в живых сыновей моего прадеда, царя Алексея. Уверяю тебя, Петр являлся всего лишь соправителем царя Ивана. Да, да, до самой смерти моего деда… – Она вдруг замолчала, обратив свое внимание на то, что я не говорю ни слова. – Все это не имеет значения, – сказала она с неожиданной, неслыханной мною от нее прежде цинической ясностью. – Все это может и не быть правдой. Ты должна знать и понимать: я не корыстна и вовсе не властолюбива. Это Антон приписывает мне властолюбие. Он должен осознать свою неправоту. Пойми, если я не возьму власть в свои руки, меня просто-напросто погубят, и Антона вместе со мной, и маленького Иоанна! Если я уступлю, меня отнюдь не оставят в покое. Нет, погубят, погубят… Как мне объяснить ему, чтобы он понял?

– Ваше высочество, – решилась я, – скажите ему все то, что Вы сейчас высказали мне. Попытайтесь.

– Я пытаюсь, – она вздохнула тяжело…

Все вокруг только и говорят о политике. Даже госпожа Сигезбек. Не так давно она высказала интересную идею.

– Когда случится смерть Ее величества, – сказала она мне, – тогда вырвется наружу как ненависть русского народа к герцогу Курляндскому, так и любовь к принцу Антону Ульриху…

Слышал бы эти слова мой Андрей! Видела бы госпожа Сигезбек семейство Федотовых, простое и доброе. Очень их занимает судьба принца Антона Ульриха!.. Или я напрасно иронизирую? Конечно же, я не понимаю их так хорошо. Если зажать их всех, всех Федотовых и прочих, в один крепкий жестокий кулак, тогда они сделаются послушны необыкновенно. Жестокое отношение к ним они будут полагать в по рядке вещей. Две вещи могут в будущем угрожать Европе: единое государство немцев и Россия как таковая… Будущее всегда ужасно, покамест оно еще не наступило, но когда оно наступает наконец-то, оно бывает еще ужаснее. Во всяком случае, принц Антон Ульрих не в состоянии тиранить даже свою жену.

Кабинет-министры во главе с фельдмаршалом, конечно же, ненавидят господина Бирона. Он не занимает никаких государственных должностей. В сущности, кто он в этой империи? Некоронованный правитель? О нет, он всего лишь возлюбленный императрицы. С ее смертью прекращаются естественным образом и его полномочия, то есть его влияние на дела государства. Бригадир Швар уверяет господина Сигезбека, что Бирон непременно будет назначен регентом при маленьком великом князе.

– Разумеется, его никто не любит при дворе. Но Миниха и в особенности Остермана не любят еще более! Бирон – это мыльный пузырь, он властолюбив, но он никогда не правил. А фельдмаршал и в особенности, повторяю, Остерман, ежели кто-нибудь из них придет к власти, то непременно будет и править…