Елена Степанян - Царский выбор

Афанасий поднимает ее на руки и выносит.

Афанасий с Фимой на руках направляется к Спасским воротам. Стражники, стараясь попасть ему в шаг, медленно идут рядом. Позади плетется Настасья.

Настасья.Афанасий Петрович, а где же твои сани стоят?

Афанасий.Нет у меня саней, я их домой отправил. — Так донесу.

Стражники-сопровождающие отдают распоряжения страже ворот.

Афанасий с Фимой и Настасья покидают Кремль.

Анфиса бежит по узкой Кремлевской улочке к дому Годуновой.

Анфиса стучится у дверей.

Голос за дверью.Кого там несет в такой час? — Кто там?

Анфиса.Это я, Анфиса. Боярыня ваша дома ночует или на Верху осталась?

Служанка (открывая). Дома она, дома. Господи, только прилегла.

Анфису проводят к боярыне Годуновой. Служанка немедленно удаляется, оставляя их вдвоем. Анфиса опускается на колени и ударяет лбом об пол.

Годунова.Что такое?

Анфиса.Матушка Дарья Кирилловна, прикажи меня казнить, я твоей службы недостойна.

Годунова.Что ты несешь? Говори, что случилось?

Анфиса.Весь терем знает, а я последняя узнаю. — Царевну Анну князь Прозоровский присушил, да так, что она аж умом повредилась. Целый месяц не спит, ночами бродит. А сегодня в одном платье на мороз выбегала! С распущенной косой носилась.

Годунова ахает и закрывает лицо рукавом.

Анфиса.Вот это я уже своими глазами видела.

Годунова.Что делать будем? (Анфиса удивленно смотрит на нее.) О таких вещах надо немедля Борису Ивановичу докладывать, а сегодня такой день. был. Теперь уж ночь.

Анфиса.Тебе решать, матушка. Можно и до утра подождать.

Годунова (махнув рукой). А! Я теперь все равно не засну. — Подумать только, я ведь собиралась там на ночь оставаться — и вдруг меня как подстегнуло. Государь себе спит, немец говорит, что все обойдется, пойду-ка я домой. — Надо же, останься я там, ты бы до меня не добралась.

Анфиса.А там ведь никто не спит. Во всех окнах огонь виден, кроме царского. — Что-то еще случилось. Какие-то бояре приезжали, шумели на Крыльце, царя требовали, Морозова требовали. К ним-то царевна Анна и выбегала. (Делает паузу.) В таком виде.

Годунова.Их впустили?

Анфиса.Да.

Годунова.Ничего не поделаешь. Надо идти. — Уж такая сегодня ночь, все равно никто не спит. — Спят только царь да его невеста.

Годунова тяжело вздыхает и говорит безо всякой злобы и даже печально.

Годунова.Так на свадьбе и полагается — молодых отправляют спать, а гости гуляют до утра.

Афанасий с Фимой на руках медленно идет по зимней ночной Москве. Следом — Настасья. Они доходят до церкви с невысоким крыльцом и садятся отдохнуть на ступенях.

Афанасий(по щекам его текут слезы). Дитятко мое, дитятко! За что твою жизнь сгубили? Только за то, что ты лучше всех, краше всех оказалась.

Навстречу ей Назар Чистой.

Чистой.Что ты воротилась, матушка Дарья Кирилловна?

Годунова.Сердце не на месте, уснуть не могу. — Как он там?

Чистой.Крепко спит. Немец доволен, и у нас у всех отлегло.

Годунова.А где Борис Иваныч?

Чистой (пряча улыбку). Рядом тут. Делами занят. — Такие дела, что пришлось сюда Кузьму вызывать.

Годунова.А что стряслось?

Чистой.Всё тебе расскажут. — В твоем приказе убыло, матушка Дарья Кирилловна. Вышивальщицу твою убили.

Годунова (в ужасе). Какую вышивальщицу?

Чистой.Мне-то почем знать? Я вышивальщицами не ведаю.

Годунова.Веди меня к ним.

Чистой провожает Годунову до царского рабочего кабинета, в котором расположились Кузьма и Морозов, приоткрывает дверь.

Чистой.Боярыня Дарья Кирилловна пожаловала.

Годунова входит в кабинет. Чистой деликатно удаляется и присоединяется к тем, кто бодрствует возле царской спальни.

Из спальни выходит усталая Федора.

Стефан.Не просыпался?

Федора.Ворочался. Но Иван Палыч его поить не стал. Так заснул.

Ртищев.Федора, ты не знаешь, куда Ванятка подевался? Я его с самого утра не видел. И там, где он всегда спит, его нету.

Федора (недовольно). Не знаю. Мне сейчас только о Ванятке думать.

Ртищев (Чистому). Назар Петрович, можно я пойду его поищу? А то у меня ноги вконец затекли.

Чистой (зевая). Можно.

В царском кабинете. Морозов, Годунова и Кузьма.

Годунова.И больше никого она не назвала?

Кузьма.Только Федьку Минкина.

Годунова (сверкнув глазами). И кто это такой?

Кузьма.Ну откуда же мне знать, матушка

Кирилловна? Я что, любого злодея должен тотчас из рукава доставать? — Разыщем, а там узнаем, как помогал, чем помогал, знал ли, на что его помощь пойдет, в каком деле участвует.

Годунова.А те, кто ее убил?..

Кузьма.Грабители. Всё золото с нее сняли. Она была женщина богатая. Во всей слободе богачкой слыла. Там вокруг одна голь перекатная.

Годунова.Еще бы не богатая. Лучшей вышивальщицы жемчугом во всей Москве не сыскать было.

Морозов.А у тебя как сердце почуяло! Ушла — и воротилась.

Годунова (мрачно). Ничего у меня сердце не почуяло. Я по другому делу пришла. Мало у нас с тобой было забот, Иваныч, еще прибавилось. — Мы за всеми делами света белого не видим, а тут я узнаю, что на женской половине такое творится! И все об этом знают, кроме нас с тобой. — Царевна младшая, Анна, вот уже целый месяц не спит и бродит ночами по всему терему. А давеча, когда Пушкин со товарищи этот содом на Крыльце устраивали, она к ним выбегала с расплетенной косой и вопила громче всех.

Морозов.Целый месяц бродит ночами? — А сестры куда смотрят? Они же с Татьяной в одной спальне спят.

Годунова.Куда смотрят, спрашиваешь? Да там все, кроме нас с тобой, знают, что да почему с ней творится. — Ее Сергий Прозоровский приворожил, и она до того по нему сохнет, что даже скрываться не в силах.

Морозов (хватаясь за голову). Князь Симеон

Васильевич! Я так на него полагался! — Господи, Господи! Уж лучше открытые враги! — Сначала Пушкин подлость делает.

Годунова.Пушкин перед тобою ничем не виноват! — Алеша своими глазами выбирал. Он любую другую мог выбрать, они там все были одна другой краше. — Тут дело куда похуже. И эта стерва Ирина все покрывает.

Морозов.Ох, как снег на голову! — А может, Симеон Васильич ничего и не знает? Всякое бывает! — Парень он молодой! И ведь так всегда тихо сидел!