Самид Агаев - Седьмой совершенный

– Это я погорячился, - сказал Ахмад Башир, и пояснил, - нам с тобой по триста, триста Абу-л-Хасану, если он согласится. Сто тысяч динаров аванса, что я получил, ушли на накладные расходы. Но триста тысяч тоже хорошие деньги, зря ты торгуешься.

– Я не торгуюсь, - сказал Имран, - я просто так спросил, для меня что триста, что пятьсот - все едино. Я таких денег не то что в руках, а даже вблизи не видел.

– Так ты согласен? - спросил Ахмад Башир.

– Согласен, - ответил Имран.

Ударили по рукам.

– А что я должен сделать? - спросил Имран.

– Понятия не имею, - ответил Ахмад Башир.

Вошел Хамза и сказал:

– Хозяин просит вас к ужину.

– Вазир, вы слышали, что произошло с Абу-Мансуром? - спросил Абу-л-Хасан.

Они стояли в открытом зале в числе других придворных, ожидавших начала аудиенции у халифа.

– Собачий холод, - ответил Али ибн Иса, - как он любит держать людей на улице. Кто это собачий сын Абу Мансур?

– Это человек ал-Фурата. Фурат послал получить деньги с откупщика налогов Ибн ал-Хаджжаджа, потому что тот задолжал казне один миллион дирхемов. Абу Мансур арестовал откупщика. Стал бранить и поносить его, в то время как тот льстил ему и всячески угождал. Тогда Абу Мансур приказал сорвать с него одежду и бить, истязаемый же только приговаривал: "Да охранит Аллах". Потом Абу Мансур приказал установить большой столб, прикрепить наверху вал с веревкой за которую привязали руку Ибн ал-Хаджжаджа. Затем его подтянули вверх, а Абу Мансур не переставал кричать: "Деньги, деньги". Подвешенный умолял отпустить его, чтобы он мог переговорить с чиновниками о том, что с него требуют. Но Абу Мансур ничего и слышать не хотел, сидел под столбом и выказывал злость без нужды, чтобы могли доложить вазиру о его поведении. Когда же он притомился от препирательств, то приказал державшим веревку: "Бросьте этого ублюдка". Те отпустили веревку, а Ибн ал-Хаджжадж мужчина - тучный, - он свалился Абу Мансуру на загривок и сломал ему шею. При этом они оба лишились чувств. Абу Мансура унесли на носилках в его дом, но по дороге он умер. Ибн ал Хаджжаджа отвели обратно в тюрьму, но от гибели он спасся. После того как его жена уплатила сто тысяч динаров, его выпустили, и выплату остатка отсрочили.

Али ибн Иса посмотрел в сторону, где стоял ал-Фурат. Тот, заметив его взгляд, поклонился, но Али ибн Иса отвернулся, не ответив на приветствие.

– Все, что он делает, происходит именно так, - желчно сказал вазир. Он должен разрушить одно, чтобы получить другое. В сущности, он просто фокусник, - хоп и из его рта появляется голубиное яйцо, но возьмешь в руки это мыльный пузырь.

Абу-л-Хасан хотел предупредить вазира, что к ним направляется ал-Фурат, но замялся, не желая перебивать. Подошедший Фурат, услышал последнюю фразу. Дотронувшись до рукава Али ибн Иса, он сказал:

– Вазир, разве ты не знаешь, что править государством, - это, в сущности искусство фокусника. Если хорошо проделывать фокусы, то они становятся политикой.

Али ибн Иса неодобрительно посмотрел на ал-Фурата и произнес:

– Гм.

– Как здоровье, вазир? - продолжал ал-Фурат.

– Ничего, слава Богу, - гордо сказал Али ибн Иса, хотя на самом деле он ощущал озноб и сухость во рту, к тому же его мучила изжога.

– А я разваливаюсь на части, - смеясь, сказал ал-Фурат, - утром еле встал. Поясница болит, в башке стреляет, после вчерашнего, да еще черт дернул ночью взять на ложе молоденькую негритянку. Ох, она меня измочалила, еле живой, да еще погода плохая. Вот я и подумал, если я так себя чувствую, то, каково Али ибн Иса, в его то возрасте.

– Не беспокойся, - сказал Али-ибн Иса, - я еще простужусь на твоих похоронах.

В зале появился Наср ал-Кушури и объявил о начале аудиенции. Два хаджиба отворили двери, и люди в установленном порядке стали входить в зал. Прежде, чем последовать за вазирами, Абу-л-Хасан оглянулся. Ахмад Башир и Имран в кафтанах, шароварах и чалмах черного цвета, цвета аббасидского двора, остались в толпе придворных, состоящих в свитах высоких должностных лиц и не принимавших непосредственного участия в церемонии. Абу-л-Хасан кивнул им и скрылся в дверях.

– Ты запомнил его? - спросил Ахмад Башир.

– Запомнил, - ответил Имран.

– Прекрати глазеть по сторонам, - одернул его Ахмад Башир.

– Никак не могу поверить, что в десяти шагах отсюда находится живой халиф. А если я не могу в это поверить, то кто мне поверит, что я был здесь, - со вздохом сказал Имран. - Неужели нам нельзя войти в зал и посмотреть на халифа?

– Потише ты, деревенщина, - предостерег его Ахмад Башир, - здесь повсюду уши.

На "деревенщину" Имран не обиделся.

– Я, между прочим, - сказал он, - много раз бывал во дворце, в Кайруане.

– Почему он все-таки отказался от денег, - задумчиво произнес Ахмад Башир, - что у него на уме?

– Очень порядочный человек, - ответил Имран.

– Мне тоже так хочется думать, но если бы он согласился взять деньги, было бы спокойней.

– Можно подумать, что вы ему предлагали деньги, а он отказался.

– А что же я, по-твоему, предлагал? Овец? - рассердился Ахмад Башир.

– Я имею в виду, - пояснил Имран, - что денег в наличие у вас нет и получить их будет очень сложно. Как бы при этом головы не потерять.

– Да, это верно, - нехотя согласился Ахмад Башир.

– А ты заметил того, жирного ублюдка, прибывшего с огромной свитой. Это Назук, сахиб аш-шурта Багдада. Если бы моя жена не выкрала у меня деньги, я сейчас был бы на его месте.

– Вам, кажется, предлагали должность начальника ма'уны?

– Да какая разница, запомни, парень, - жены это самое большое зло на свете.

– Долго ли продлится аудиенция? - спросил Имран.

– Откуда я знаю, - ответил Ахмад Башир.

– Говорят, где-то здесь есть дом, во дворе которого, посреди пруда растет дерево с золотыми и серебряными ветками, с разноцветными листьями, и на ветках сидят игрушечные птицы и щебечут на разные лады. Может, сходим посмотрим.

– Сходим, - язвительно сказал Ахмад Башир, - там как раз тебя ждут, выглядывают из дверей и всех проходящих спрашивают, где там Имран, сын Юсуфа? Стой спокойно и смотри по сторонам. Мы не за этим сюда пришли.

– Как я выгляжу? - спросил ал-Муктадир, разглядывая себя в зеркале.

– Великолепно, - ответил Мунис.

– Ты говоришь правду или врешь?

– Ну, может быть, самую малость привираю. А как без лести, без лести нельзя, лесть входит в наши обязанности.

– В чьи обязанности?

– В обязанности евнухов, мой повелитель.

– А-а, - протянул ал-Муктадир.

– Тебе пора, мой повелитель, - сказал Мунис.

Он стоял в белом платье, перепоясанный красным поясом, возвышаясь над низкорослым халифом.

– Жаль, что тебе со мной нельзя на прием, - сказал ал-Муктадир, - когда ты рядом, я чувствую себя уверенней.