Вера Морозова - Привлеченная к дознанию...

В башне находилось одиннадцать одиночек на двух этажах, соединенных витой лестницей. И эти одиннадцать одиночек нужно открыть Трофимову, иначе он не мог уйти из башни. Не мог...

Наконец распахнулась первая тюремная дверь.

— Свобода! Выходи, братва! — крикнул Трофимов и двинулся дальше.

Глухих обнял товарищей и начал распиливать кандалы.

В башне нарастал шум. Раздавались громкие голоса. Скрипели двери. Звенели кандалы. Во всех камерах у волчков стояли заключенные, торопили Трофимова.

Пока Глухих распиливал кандалы, а Меньшиков дежурил около надзирателя, Трофимов пытался открыть седьмую одиночку. Ключ легко вошел в скважину, но замок зажал его и не выпускал. Трофимов нервничал, тряс дверь, а замок цепко держал ключ.

Вдруг распахнулась дверь ламповой. Уголовный Мухин, случайно задержавшийся в этот вечер, испуганно всплеснул короткими руками и сипло пробормотал:

— Караул! Спасите!

Трофимов резко повернулся и поднял наган.

— Не стреляй, кормилец. Не стреляй... Вот те крест — не выдам! — И Мухин начал мелко креститься.

— Черт с тобой! — в сердцах бросил Трофимов. — Сиди здесь, пока не уйдем, — и опять завозился с ключами.

И сразу же по витой лестнице раздался дробный стук деревянных котов. Мухин, воровато озираясь, бежал к дежурному по тюрьме. Трофимов выстрелил, Мухин ахнул, присел и... вновь побежал.

Выстрел гулко разнесся под тюремными сводами. Зазвенел пронзительно звонок, и по железным ступеням лестницы тяжело загромыхали сапоги надзирателей.

— Тревога! — крикнул Трофимов. — Уходи, Глухих, в камеру.

Трофимов опустился на одно колено и, как в дни баррикад, прицелился в надзирателя, рыжая голова которого появилась в лестничной клетке. Глухих быстро подскочил к нему. В коридоре поднялась ружейная стрельба, сизый пороховой дым заплясал под низкими сводами. Пуля пробила Трофимову плечо. Правая рука повисла. Трофимов упал. Глухих прикрыл собою друга, долго отбрасывал надзирателей, пытавшихся захватить Трофимова. Но вот он покачнулся и медленно осёл на залитый кровью пол.

Тупым кованым сапогом рыжий надзиратель ударил Трофимова. Тот открыл глаза, мутно посмотрел по сторонам. Услышал стоны Глухих и, собрав последние силы, втащил его в камеру, захлопнув дверь.

Волчок осветился ярким пламенем. Это начальник тюрьмы Гумберт выстрелил из браунинга. Надзиратели, тяжело дыша, ввалились в камеру. Первым к Трофимову подскочил Гумберт.

— Ты, сволочь, стрелял?

Дуло нагана плясало перед глазами Трофимова. Потом рукоятка резко опустилась на его голову.

— Отвечать отказываемся... Показаний не даем, — прохрипел Трофимов.

— Дашь, сволочь... Дашь, дашь, дашь! — истерически кричал Гумберт. — Заставим!..

Началась расправа. Заключенных били прикладами, кололи штыками.

...Все так же неторопливо вышагивает часовой. Клавдия не отрывает глаз от кирпичной тюремной стены: ждет товарищей. Ваня Питерский наготове держит веревочную лестницу, железные крюки.

— Что-то долго, Клавдичка, — басит Лбов, сверкая темными глазами под густыми, серебряными от инея бровями.

— Ждать всегда долго, — отвечает Клавдия, чувствуя, как ее трясет озноб.

Но тут с треском распахнулась дверь караульного помещения, оттуда высыпали солдаты.

— Готовьсь! Не подпускать солдат к башне! — крикнул Лбов.

Пригибаясь, Лбов перебежал к тюрьме. Стольников полз следом, не теряя его из виду. Клавдия вновь с надеждой посмотрела на высокую тюремную стену. Желтоватая полоса от фонаря освещала Яна Суханека.

И вдруг солдат вскинул винтовку, троекратно выстрелил в воздух.

«Что случилось?»

Сердце у Клавдии сжалось. Ян предупреждал об опасности.

Троекратно прозвучал выстрел. Клавдии показалось, что Ян замахал рукой и что-то крикнул.

С низины шеренгой двигались надзиратели. Винтовки они держали наперевес. Клавдия поднялась.

— Отходить... отходить...

Лбов одним ударом сшиб ее с ног. И тотчас над Клавдией засвистели пули.

— Прочь, девка, — приказал Лбов. — Ползи, говорят тебе! Я их бомбой осажу! Стольников! Куда прешь на рожон? Назад!

Из караулки ответили залпом. Клавдия заскользила к темному проулку. Ваня Питерский с колена бил по черной шеренге. Бил спокойно, деловито.

Вновь всплеск огня разрядил ночь: Клавдия увидела Лбова, сильного и яростного. Пули жужжали над его головой.

— Отходим, Александр Михайлович... Отходим! — вновь кинулась Клавдия к Лбову.

Лбов, без ушанки, с почерневшим лицом, схватил ее за плечо и круто повернул от тюрьмы. Еще раз оглянулся на стену около башни.

Клавдия с отчаянием посмотрела на Лбова: провал... Опять провал... Лбов втолкнул ее в синеющую подворотню у дома Черногорова. Обнял за плечи.

— Прощай! Нам пора уходить... Может быть, махнешь с нами, Клавдичка? — с надеждой спросил он. — Пропадешь здесь...

— Спасибо, Александр Михайлович! Без комитета не могу. Уходи скорее...

— Негоже бегать мне, как зайцу! Много чести фараонам.

Выстрелы звучали все ближе. Солдаты караульного взвода прочищали тюремный садик. Лицо Лбова было страшно. Он поднял огромный кулак и погрозил тюрьме. Распахнул дверь, толкнул девушку в парадный подъезд и бесшумно исчез.

В подъезде Клавдия встретила Антонину Соколову, бледную, встревоженную.

— Все пропало! — хрипло сказала Клавдия, шатаясь от усталости и волнения.

Ветер клонил ветви деревьев до земли, кровавым шаром сверкало солнце.

Клавдия обкладывала зелеными ветками свежую могилу Вани Питерского. Могила возвышалась на бугре под разлапистой елью. Погиб он недавно в глухую ночь. Погиб от солдатской пули, попав в засаду. И не стало бесстрашного боевика Вани Питерского...

Хоронили Ваню ночью. Плакала вьюга. Пудовым, обжигающим руки ломом долбили мерзлую землю. Ваня лежал на сером брезенте. На лице застыла тихая улыбка. Чернела ранка от пули на гладком лбу. Незрячие глаза смотрели в высокое небо, под которым так мало пришлось ему пожить. Долго и безмолвно стояли «лесные братья». Низко склонил голову Лбов, роняя скупые слезы. Бросил первую горсть земли.

С того дня и зачастила Клавдия на старое кладбище.

Клавдия оглянулась на тюрьму, отделенную рвом от кладбища. Вздохнула. И показалось ей, что из решетчатых окон смотрят на могилу Вани Питерского друзья... Смотрят и скорбят вместе с нею... Поклонившись до земли, Клавдия медленно побрела по узкой тропке.

Еще одна свежая могила привлекла ее внимание. Тяжелый металлический крест отбрасывал тень, похожую на виселицу. На кресте громоздился пышный венок с траурными бантами. Клавдия расправила широкую шелковую ленту, прочла: «За спасение тюремной администрации».

Большой осиновый кол был вбит рядом с крестом. Сверху на зачищенной коре жирно чернело: «Иуда!»