Ильдефонсо Фальконес - Собор у моря [Литрес]

— Выпей за нашего консула и счастье его воспитанницы, — предложил один из бастайшей, поднося мавру бурдюк с вином.

Арнау скрылся по дороге к дому.

Гильем снова отодвинул бурдюк.

— Ты не хочешь выпить?..

Гильем угрюмо посмотрел на мужчину, развернулся и зашагал домой, в Барселону.

Шум веселящегося войска начал отдаляться.

Мавр остался на дороге один.

Он еле передвигал ноги, но упрямо шел вперед, чтобы уйти от этого места подальше и сохранить в душе чувство человеческой гордости, которое еще оставалось у раба.

Он шел в Барселону.

Арнау отказался от сыра, который ему предложила дрожащая от страха старуха, присматривающая за домом Фелипа де Понтса. Старшины и советники устроились на втором этаже, над хлевом, рядом с большим каменным очагом.

Арнау искал в толпе Гильема.

Люди болтали, смеялись и подзывали старуху, чтобы та принесла еще сыра и вина. Жоан и Элионор сидели рядом, и оба поспешно отворачивались, пряча глаза, когда Арнау пристально смотрел на них.

Шумные возгласы заставили его переключить внимание и посмотреть в другой конец помещения.

В комнату вошла Мар, которую держал за руку Фелип де Понтс. Арнау видел, как она с силой рванулась и, высвободившись, кинулась к нему, чтобы оказаться в его объятиях.

На ее губах появилась улыбка…

Девушка широко развела руки, еще не добежав до Арнау, но внезапно остановилась и медленно опустила их, так и не обняв его.

Арнау показалось, что у нее на щеке синяк.

— Что происходит, Арнау? — тихо спросила Мар.

Арнау повернулся в надежде найти поддержку у Жоана, но брат опустил голову, стараясь не смотреть на него. Все замолчали, ожидая его объяснений.

— Рыцарь Фелип де Понтс ссылается на Уложения: Si quis virginem… — сказал он наконец.

Мар не шелохнулась.

По ее щеке потекла слеза.

Арнау сделал неуверенное движение правой рукой, но внезапно отдернул ее, дав слезе скатиться на шею.

— Твой отец… — попытался вмешаться Фелип де Понтс, стоявший чуть в стороне, — морской консул дал согласие на наш брак перед ополчением Барселоны.

Рыцарь выпалил это, прежде чем Арнау смог заставить его замолчать или отказаться от своих слов.

— Это правда? — потерянным голосом спросила Мар.

«Единственная правда заключается в том, что мне хотелось бы обнять тебя и… поцеловать. Больше всего на свете я желал бы, чтобы ты всегда была со мной. Но это ли чувствует отец?» — подумал Арнау.

— Да, Мар.

Слезы на лице Мар высохли.

Фелип де Понтс подошел к девушке и снова взял ее за руку. Она не стала сопротивляться. Кто-то из присутствующих прервал молчание, и все тут же снова заговорили.

Арнау и Мар продолжали смотреть друг на друга.

Послышался новый тост за здоровье молодых, который оглушил Арнау, и на этот раз слезы появились уже у него на глазах. Наверное, Жоан был прав, потому что давно догадался о том, чего не знал сам Арнау…

Когда-то перед Богородицей Арнау поклялся, что никогда больше не изменит своей жене — даже если это будет навязанная ему жена — ради любви к другой женщине.

— Отец? — спросила Мар, вытирая слезы на его щеке.

Арнау задрожал, почувствовав нежное прикосновение Мар к своему лицу.

В ту же секунду он встал из-за стола и выбежал из комнаты.

Где-то на безлюдной и темной дороге, ведущей к Барселоне, раб поднял глаза к небу и услышал крик боли, который вырвался у девочки, о которой он заботился, как о собственной дочери.

Он родился рабом и всю жизнь прожил как раб. Он научился любить молча и подавлять свои чувства.

Раб не был человеком, поэтому в своем одиночестве, единственном месте, где никто не мог ограничивать его свободу, он научился видеть гораздо больше, чем те, чей разум затуманили законы, придуманные самими людьми.

Он видел любовь, которую испытывали они друг к другу, и молился двум своим богам, чтобы эти люди, которых он так любил, смогли освободиться от цепей, от гораздо более крепких пут, чем те, что были у простого раба.

Здесь, где он был один, Гильем позволил себе заплакать — роскошь, непозволительная для раба.

Мавр так и не вошел в ворота Барселоны.

Он прибыл в город еще ночью и остановился перед закрытыми воротами Сант-Даниэл. Сердце щемило от боли; ему казалось, будто у него отняли ребенка. Может, Арнау поступил неосознанно, но он продал ее, словно речь шла о рабыне.

Что ему делать в Барселоне? Как он будет сидеть там, где сидела Мар? Сможет ли он гулять в тех местах, где он делал это вместе с Мар, болтая, смеясь, узнавая секреты своего ребенка? Что ему делать в Барселоне, если днем и ночью он будет вспоминать о ней?

Какое будущее его ожидало рядом с человеком, одним словом уничтожившим мечты их обоих?

Гильем продолжал идти вдоль берега и через два дня дошел до порта Салоу, второго по значимости в Каталонии.

Там он посмотрел на море, на горизонт, и морской бриз принес ему воспоминания о его детстве в Генуе, о матери и братьях, с которыми его разлучили, продав одному коммерсанту. Тот обучил мальчика ремеслу. Потом, во время коммерческого путешествия по морю, хозяин и раб были захвачены каталонцами, находящимися в постоянной войне с Генуей. Гильем переходил из рук в руки, пока Хасдай Крескас не увидел в нем способности, ставившие его гораздо выше рабов, занимавшихся обычным физическим трудом.

Гильем снова посмотрел на море, на корабли и на пассажиров… Почему бы не отправиться в Геную?

— Когда уходит следующий корабль на Ломбардию, на Пизу? — спросил Гильем, глядя на юношу, нервно перелистывающего бумаги, скопившиеся на столе склада.

Тот не знал Гильема и поначалу обращался с ним презрительно, как с любым грязным рабом. Но когда мавр представился, в памяти юнца тут же всплыли слова, которые обычно говорил ему отец: «Гильем — правая рука Арнау Эстаньола, морского консула Барселоны, благодаря которому мы зарабатываем себе на жизнь».

— Мне нужны перо и бумага, чтобы написать письмо, и тихое место, где я смогу это сделать, — добавил Гильем.

«Я принимаю твое предложение и отныне хочу быть свободным, — написал он. — Я отбываю в Геную через Пизу, где буду путешествовать от твоего имени как раб и где буду ждать письма с моей вольной».

Что еще написать?

Что без Мар он не сможет жить? А Арнау, его хозяин и друг, — он сможет? Зачем об этом напоминать?

«Я отправляюсь на поиски моих предков, моей семьи, — добавил он. — Хасдай и ты были моими лучшими друзьями, береги его. Я буду тебе вечно признателен. Да защитят тебя Аллах и святая Мария! Я буду молиться за тебя».

Юноша, который прислуживал Гильему, отправился в Барселону, как только галера, на которую сел мавр, вышла из порта Салоу.

Арнау писал письмо с вольной Гильема медленно, вчитываясь в каждую строчку, которая появлялась в документе: чума, схватка, лавка, долгие дни работы, беседы, дружба, веселье…