Александра Голицына - Когда с вами Бог. Воспоминания

Выбравшись за границу, Великая Княгиня после долгой разлуки повидалась с семьей своей дочери, Великой Княгини Елены Владимировны. Тюря в моменты свидания Великой Княгини с семьей всегда ретировалась, и Великая Княгиня высоко ценила такое понимание момента. Затем они переехали в Париж, а потом для лечения – в Contrexéville, где Великая Княгиня и умерла. Тюря рассказывала о радости больной, когда для ее причастия приехал священник со Святыми Дарами. До того она лежала в постели, но при виде его приподнялась и протянула к нему руки. Тюря оставалась при ней до самого конца, а затем уехала в Англию к милым Вавам, куда ей написала М-ме de Croiset, которая была дружна с Великой Княгиней Еленой Владимировной, и предложила ей место компаньонки для дочери. Тюря, не любившая жить на чужой счет, согласилась и пробыла у них до своей свадьбы.

Время шло, и, несмотря на мою радость пребывания с Тюрей, мне хотелось вернуться к Лапу. Приближался срок решения его судьбы. Мы несколько раз ездили в Глазго, заходили в торговый дом к Джиму и всегда что-то там покупали. Джиму предстояла операция на зубе, и он уехал, не разрешив Тюре его сопровождать. Мы ждали весь день. Наконец он появился с несчастным осунувшимся лицом, рассказав, что живодер два часа возился с зубом и сломал корень, так что теперь ему нужна была повторная операция, о которой он не мог даже подумать. В это время пришло письмо от Лапа о том, что ждут приезда Insull из Америки. Я решила вернуться в Лондон, несмотря на грусть от расставания с Тюрей, с этим милым домом и великолепным парком, разбитым родителями Aunt Aunt и Фазера. Деревья, благодаря хорошей почве, так разрослись, что трудно было поверить, что им нет еще ста лет. Особенно хороши были две огромные веллингтонии, саморучно посаженные стариками возле дома. С Aunt Aunt я сроднилась. Фазер всегда по возвращении с работы переодевался в шотландское платье. Джим надевал его к обеду, перед которым он всегда отдыхал. Видно было, как тяжело ему было работать, хотя тогда никто еще не знал, что у него больны легкие. Тюря при прощании обещала приехать в Лондон, как только Джим поправится.

Расставаться не хотелось, но Лап сообщил, что познакомился с владельцем фабрики раковин и ванн, у которого возможно получить работу. Я написала об этом Тюре, и она с радостью согласилась сопровождать Лапа на фабрику. Лап упорно занимался английским и добился заметных успехов. Вскоре приехала Тюря, и они с Лапом отправились к владельцу фабрики на обед, за которым мистер Корн просил Лапа быть откровенным в своих симпатиях к предстоящему роду деятельности. Он пытался выяснить круг интересов Лапа, чтобы лучше понять его менталитет. Тюре он понравился своей сердечностью. Затем мистер Корн пригласил Лапа с ночевкой для знакомства с производством. Лап поехал по железной дороге, а м<���истер> Корн сам его встретил. Фабрика была очень хорошо оборудована, и было видно, что хозяин заботился не только о прибыли, но и о благосостоянии рабочих. Лап все подробно осмотрел, но для себя он предпочел бы иной род деятельности, если ему представится выбор. После осмотра у Лапа был долгий разговор с хозяином, которому Лап откровенно высказал свои намерения, которые м<���истер> Корн воспринял совершенно адекватно, и они расстались в самом дружеском расположении друг к другу. Лап сказал о своих надеждах получить место электрика в Америке, на что мистер Корн заметил, что часто бывает там по делам, и если Лап туда попадет, то пусть даст ему знать о себе, чтобы связаться с ним. Через несколько лет, когда Лап работал в Чикаго, тот приехал и его нашел по телефону, пригласил завтракать и угостил его на славу, расспросил о его работе, жизни, словом, был очень мил и участлив. По возвращении в Лондон м<���истер> Корн пригласил Мозер к себе на виллу и рассказал ей о Лапе (они познакомились через Мозер), одобрив поведение Лапа, когда тот решил выждать, чтобы получить интересное место.

Наконец состоялось свидание Лапа с Insull в «Гайд-парк отеле». К счастью, Тюря уже была с нами, и мы втроем отправились на аудиенцию. Когда мы назвались, то появился секретарь Insull’a – приятный молодой человек в очках по имени Тех Boone, ставший впоследствии хорошим другом Лапа, с которым я переписывалась.

Он провел нас в холл, где просил обождать, когда он доложит о нас Insull'y. У нас от страха заболели животы и стали холодными ноги. Вскоре секретарь появился и сообщил, что нас ждут наверху. Когда же мы поднялись, то он, извиняясь, сказал, что Insull нас встретит внизу. Мы спустились. Но через минуту он снова прибежал сконфуженный и сообщил, что Insull нас встретит наверху. От такого хождения ноги наши согрелись, но после нашего очередного подъема секретарь, взволнованный и бледный, сказал, что встреча все же состоится внизу. Мы опять спустились. Через некоторое время появился пожилой человек с моноклем и презрительным выражением лица, который как будто искал кого-то глазами. Секретарь сделал нам знак, что это и есть Insull. Лап встал, и секретарь указал на нас. Тогда Insull подошел, поздоровался и сел. Я объяснила ему, что мы решили его побеспокоить, так как Лапу необходим заработок, а поскольку Лапа интересует электричество, то мы надеемся на место в ведении Insull’a. Он все слушал с той же презрительной миной, а я пыталась изложить ему суть дела как можно короче. Тюря иногда вставляла слово, и тогда он переводил свой взор на нее. Когда я замолкла, он обратился к Лапу, который сидел бледный как полотно, и спросил, говорит ли тот по-английски. Лап ответил отрицательно. Тогда он спросил по-английски: «Do you know anything about electricity?» «No», [248]– ответил Лап. Затем он поинтересовался по-английски, окончил ли Лап какую-то профессиональную школу по электричеству, но и тут Лап ответил отрицательно. Он вынужден был прервать свое образование в реальном училище в Царском Селе и зарабатывать на пропитание нашей семьи. Insull встал, взял под руку Тюрю, отвел ее в сторону и сказал: «I see you have the brains of the family. Tell me, is the boy an idiot?» [249]На что Тюря ответила, что если бы так было, то мы бы никогда не осмелились просить о чем-то Insull’a. Затем она объяснила ему, почему он не окончил образование, ничего не знает об электричестве и что только недавно начал изучать английский, который понимает, но не может пока свободно изъясняться. Insull вернулся и снова сел. Тюря села рядом со мною и нежно пожала мне руку. Когда они поднялись, я не двигалась, а только переглянулась с Лапом.

Мы не слышали их разговора, который Тюря нам передала позже, над чем мы долго смеялись, закрывшись епанчой. Insull объяснил Лапу, что лучше всего, если тот приедет в Чикаго. Он обещал назначить ему время выезда, велел секретарю записать имя Лапа и адрес и, простившись, ушел.