Саймон Скэрроу - Орел нападает. Орел и Волки

– Совет не посмеет меня казнить! – вскричал Тинкоммий.

– Ты не оставил мне выбора, – промолвил, отворачиваясь, Верика и совсем уже тихо пробормотал: – Мне так жаль… так жаль… Кадминий, отдай его римлянам.

Тинкоммий воззрился на легата с трибуном, потом на стоявшего за их спинами сурового центуриона и в ужасе бросился к постели царя:

– Дядя! Молю!

– Встать! – рявкнул Кадминий и, схватив принца за плечи, оторвал его от старика.

Тинкоммий попытался вывернуться из хватки, продолжая взывать к государю, но дюжий бритт, локтем прижав дергающуюся голову предателя к своему могучему торсу, подтащил его к Веспасиану:

– Царь говорит – он твой. Делай с ним все, что хочешь.

Веспасиан молча кивнул и поманил к себе центуриона.

– Выведи этого человека куда-нибудь и постарайся убедить не упрямиться, – сказал легат, понизив голос, чтобы узник не мог его слышать. – Но смотри не перегни палку: нам нужно, чтобы он говорил.

Центурион выступил вперед, крепко связал пытавшегося сопротивляться принца, после чего вздернул своего подопечного на ноги и потащил к выходу, приговаривая:

– Ну-ка, приятель, веди себя смирно, не то я рассержусь.

Однако Тинкоммий все продолжал молить государя о милосердии, и тогда центурион с силой ударил его лбом о стену. Принц атребатов, вскрикнув, осел, из рассеченной брови потекла кровь.

Центурион хладнокровно помог ему встать:

– Ты уж, пожалуйста, будь дальше умницей, и больше без ерунды.

Наскоро перекусив на царской кухне, Веспасиан с Квинтиллом выбрались из заваленного ранеными чертога. Подковообразное пространство редута, защищавшего вход, озаряли багровые отблески пламени. В глаза им бросилось римское копье, чей наконечник, помещенный в самый центр умело разведенного костерка, уже раскалился, светясь собственным светом. Привязанный к повозке Тинкоммий бессильно припал грудью к доскам, вся его спина была сплошь покрыта рубцами, кровоподтеками и ожогами. В воздухе висел резкий запах горелой плоти.

– Надеюсь, ты его не убил, – промолвил Веспасиан, прикрывая ноздри ладонью.

– Никак нет, командир, – проворчал Гортензий, оскорбленный таким недоверием.

Настоящий, опытный дознаватель никогда не допустит, чтобы жертва преждевременно умерла: недаром этому тайному умению в легионах обучали с особенной тщательностью. Грань между болью нестерпимой и болью, за какой следует смерть, настолько тонка, что стоит перестараться – и допрашиваемый, вместо того чтобы сломаться, освободится от жизни, а с нею и от страданий, поэтому даже начинающим палачам первым делом внушали, что пытки надлежит длить очень долго, внимательно следя за тем, чтобы скрывающий что-то преступник не ускользнул в иной мир. Тогда рано или поздно он выложит правду из одного ужаса перед чередой новых мучений.

Гортензий кивнул в сторону огня:

– Я его чуток поджарил, и только.

– Сказал он что-нибудь нам полезное? – осведомился Квинтилл.

– По большей части несет все ту же дикую околесицу.

– То есть так и стоит на том, что Каратак явится его вызволять? – спросил легат.

– Так точно, командир.

Истерзанная спина принца просто притягивала взгляд Веспасиана, не давая ему отвернуться.

– Как по-твоему, врет он или не врет?

Гортензий поскреб шею и кивнул:

– Вряд ли врет, если только у него упрямства не больше, чем у целого ослиного стада.

– Интересное присловье, – заметил Квинтилл. – Никогда раньше такого не слышал. Оно местное или наше, латинское?

– Это не присловье, а мое мнение, – сухо ответил Гортензий. – Так что́, командир, мне продолжать или как?

Последний вопрос был обращен к легату, и Веспасиан оторвал от пленного взгляд.

– Что? А, да… валяй. Но если он будет петь ту же песню, можешь заканчивать. Тебе пора отдохнуть.

– Заканчивать, командир?

Гортензий наклонился, взялся за древко копья и вытащил из огня раскаленный светящийся наконечник. Воздух вокруг него дрожал от жара. Посыпались искры.

– Ты имеешь в виду – совсем?

– Да.

– Очень хорошо, командир.

Гортензий кивнул и повернулся к Тинкоммию, поднося пышущее огнем острие к его широко раздернутым бедрам. Легат пошел прочь от костра, усилием воли заставляя себя не спешить, дабы центурион и трибун не заподозрили его в излишней чувствительности. Едва Веспасиан и Квинтилл покинули пределы редута, послышалось отвратительное шипение, следом за которым тишину разорвал нечеловеческий вопль. Непроизвольно ускорив шаг, Веспасиан направился к одному из амбаров, приспособленному под его временную резиденцию, и Квинтиллу пришлось тоже поторопиться, чтобы не отставать от начальства.

– Командир, что ты обо всем этом думаешь?

– Да вот размышляю: а и впрямь, не резонна ли избыточная осторожность центуриона Катона?

Квинтилл с тревогой взглянул на легата:

– Командир, но это ведь несерьезно. Чтобы Каратак шел сюда… Да как же такое возможно? Генерал Плавт надежно удерживает его за Тамесисом.

Еще один вопль достиг их ушей, и Веспасиан ткнул большим пальцем туда, откуда он прилетел:

– А вот Тинкоммий уверен, что это не так.

– Но ты же сам говорил, что он может лгать, чтобы нагнать на нас страху.

– Много ли ему сейчас толку от лжи?

– Пожалуй, никакого, – неохотно согласился Квинтилл. – Но тогда, возможно, его самого обманули.

Веспасиан остановился и повернулся к трибуну:

– Объясни-ка мне, почему ты так рьяно стараешься, чтобы мы остались здесь? И не имеет ли это, случайно, отношения к твоему желанию стать первым римским правителем страны атребатов?

Трибун промолчал.

– Советую тебе подумать о том, что на кону сейчас стоит нечто большее, чем твоя блистательная карьера. Имей это в виду, – фыркнул Веспасиан.

Трибун пожал плечами, но так ничего и не сказал. Веспасиан удрученно вздохнул, досадуя на то, что этот хлыщ, видимо, совершенно не способен уразуметь сложность складывающейся ситуации.

– Трибун, если со мной что-то случится, ты здесь останешься старшим. Это тебе понятно?

– Так точно, командир.

– И твоим долгом станет тогда неукоснительное выполнение моих последних распоряжений. Так вот, я велю тебе всемерно беречь людей, которые окажутся под твоим началом, и запрещаю рисковать их жизнями понапрасну. Если для безопасности наших когорт потребуется отказаться от Каллевы, ты откажешься от нее.

– Да, командир. Если тебе так угодно.

– Учти, это приказ! – Веспасиан произнес последнее слово с нажимом и для усиления эффекта грозно воззрился на трибуна. Выдержав паузу, он продолжил: – Доведи до командиров когорт, что завтра поутру ожидается выступление. Пусть подготовятся. Выполняй!

Трибун отсалютовал, повернулся кругом и удалился. Веспасиан смотрел штабному щеголю вслед, пока его очертания не растворились во мраке. Ведь и впрямь, если с ним что-то случится, командование перейдет к Квинтиллу, подумал он и ужаснулся тому, чем это может обернуться для его легиона. Возможно, ему все-таки следует оставить трибуну письменные распоряжения и пригласить засвидетельствовать документ одного из командиров когорт? Но едва эта мысль зародилась, Веспасиан с раздражением выбросил ее из головы: при всей своей личной неприязни к трибуну он не мог подвергнуть отпрыска древнего патрицианского рода подобному унижению. В конце концов, Квинтилл получил приказ, и честь обязывала его исполнить свой долг.