Элисон Уэйр - Шестая жена. Роман о Екатерине Парр

— Я знаю, вы прекрасно справитесь с этой работой, — сказала Екатерина, радуясь удаче: она смогла сделать что-то хорошее для своей падчерицы.

Она обставила дело так, что Юдолл встречался с Марией только в ее присутствии. Сперва этот человек не понравился Екатерине, и она предпочла не приближать его к себе, но, когда ознакомилась с его переводом, поняла, что Ашэм и Генрих не ошибались в нем.

Екатерина хотела бы иметь дядю Уильяма своим камергером, однако тот в последнее время болел и все реже бывал при дворе. Ей не хватало его ободряющего присутствия рядом и мудрых советов; состояние здоровья любимого дядюшки вызывало у нее беспокойство. Но все-таки с ней была Анна в качестве главной леди ее личных покоев; вместе с ней службу несли Маргарет, тетя Мэри и Магдалена Лейн, все добрые подруги и родственницы Екатерины.

Сидя среди своих помощниц, занятых шитьем или совместным чтением, она почитала себя счастливицей оттого, что в числе ее придворных дам находились герцогиня Саффолк и леди Хоби, образованная женщина, муж которой, сэр Филип, был уважаемым дипломатом. Хотя какое ей дело до этого? Леди Хартфорд вела себя резко до неприличия и явно держалась весьма невысокого мнения о Екатерине, подозревавшей, что эта особа злится из-за данной ею брату ее мужа отставки. Екатерина с радостью уволила бы ее, но леди Хартфорд так умно отпускала свои шпильки, что жалобы на них прозвучали бы глупо, да и, кроме того, лучше было не наносить новых обид Сеймурам.

Бесстрастная Сюзанна Гилман была очень симпатична Екатерине: эта фламандская художница бросила свое ремесло, чтобы служить камеристкой у королевы, и исполняла некоторые ее личные поручения. Генрих посчитал необходимым написание нескольких портретов своей новой королевы, предчувствуя большой спрос на них, и обещал, что запечатлеть ее поручит своему художнику Гансу Гольбейну. Тот уже сделал набросок с Анны и очень верно ухватил ее черты, но был очень занят другими заказами короля, а потому Екатерина с удовольствием стала патронировать другим мастерам: полному и суетливому Джону Беттсу и еще одной обретавшейся при дворе фламандской художнице — Левине Теерлинк; назначение последней на должность придворного живописца было уникальным явлением и большой честью для женщины. Про себя Екатерина думала, что талантом она уступает Сюзанне Гилман: у всех, кого рисовала Теерлинк, руки были тонкие как палки.

Сегодня королева и ее дамы вслух читали друг другу отрывки из Писания, после чего завязалась оживленная дискуссия. Екатерина почти не сомневалась в том, что большинство женщин, сформировавших ее ближний круг, были тайными протестантками. Это тоже примиряло ее с леди Хартфорд. Все они старались не высказывать открыто слишком спорных взглядов. Даже несдержанная на язык леди Саффолк соблюдала в этом смысле осторожность, хотя с епископами не церемонилась и дала своему щенку-спаниелю кличку Гардинер.

— К ноге, Гардинер! В угол, Гардинер! — под взрывы хохота командовала она песику.

Екатерина улыбалась, холодея при мысли о том, что случится, если их тайные убеждения когда-нибудь раскроют. «Гнездо еретичек», — так назвал бы настоящий Гардинер покои королевы, открой ему кто-нибудь правду.

Памятуя о срединном пути, которого держался король, Екатерина предусмотрительно попросила назначить своим подателем милостыни католика, епископа Чичестерского, однако все священники при ее дворе были из реформистов. Среди них обретался и старый друг Екатерины Майлс Ковердейл, переводчик Библии на английский. Несмотря на все меры предосторожности, религиозные радикалы стекались к маленькому двору королевы для участия в дебатах. Одним из них был королевский священник Николас Ридли, недавно избежавший обвинения в ереси, другим — ведший зажигательные речи духовник леди Саффолк Хью Латимер. Он привел с собою своего друга Николаса Шэкстона, которому запретили проповедовать. Все трое свободно излагали свои взгляды на собраниях у Екатерины. Королева тревожилась, как бы Гардинер и католическая фракция не посчитали, будто она собирает вокруг себя диссидентов, поэтому предупреждала всех, кто приходил к ней, что все выражаемые мнения не должны противоречить направлению проводимых королем реформ. И так как на этих диспутах иногда присутствовал Генрих, а сама Екатерина снискала многочисленные похвальные отзывы, даже Гардинер не мог бы ничего сказать против нее.

Однажды теплым летним вечером Генрих пришел в покои Екатерины и жестом велел дамам удалиться.

— Боже, как я устал! — воскликнул он, опускаясь в глубокое кресло, всегда стоявшее наготове для него.

Екатерина встала и налила королю вина.

— Епископ Гардинер снова докучал вам? — поинтересовалась она.

Генрих шумно вздохнул и с благодарностью принял от нее кубок.

— Да, в Лондоне из-за жары появилась чума, и он считает это выражением гнева Господня, потому что королевство заражено ересью.

— Чума? — Остального Екатерина почти не слышала. — О нет!

— Не волнуйтесь, Кейт, в Хэмптон-Корте вы в относительной безопасности. Если бы я чувствовал угрозу, меня бы уже здесь не было! Однако в Лондоне много смертей, и я объявил, что никто из Сити не должен приближаться ко двору ближе чем на семь миль. А также запретил всем, кто находится здесь, ездить в Лондон и возвращаться сюда.

— Какое облегчение слышать это, — произнесла Екатерина, опускаясь на колени у его ног. — Я слышала об этих летних эпидемиях и всегда радовалась, что нахожусь далеко.

— Со мной вам ничто не грозит, — сказал Генрих и погладил ее по плечу.

— И Гардинер винит в этом ересь?

— Гардинер любое зло приписывает влиянию ереси.

Екатерина набралась смелости — надо же с чего-то начинать — и сказала:

— Генрих, почему вы слушаете этого человека? Все видят, что он тянет вас назад, к примирению с Римом.

Король убрал руку с ее плеча. Последовала долгая пауза. Екатерина не смела поднять на него глаз.

— Я не дурак, Кейт, — мягко произнес он. — И понимаю, что по душе Гардинеру. Но ему придется разочароваться. Тем не менее он небездарный человек, и его мысли по многим вопросам совпадают с моими.

— Но есть люди, которые готовы помогать вам на более верном пути.

— Ваши евангелисты? И Кранмер? Ха! Они думают, я не знаю их секретов.

От этих слов короля Екатерине стало страшно.

— Их секретов?

— Ах, Кейт, вы так доверчивы! Эти люди заставили бы меня пойти слишком далеко в другом направлении, а там уже ересь. Нет, мой срединный путь — самый лучший.

Екатерина успокоилась.

— Если бы только Гардинер понимал это. А он пытается столкнуть вас с него. Он враг реформ.

— Кое-кто мог бы сказать, что я зашел слишком далеко в своих реформах. Мне приходится иметь в виду, что души подданных должны быть главным предметом моих забот.