Элисон Уэйр - Шестая жена. Роман о Екатерине Парр

— Страсть ослепляет, — неожиданно сказал Генрих однажды вечером, когда они прогуливались по дорожке вдоль реки. — Она заставляет не обращать внимания на недостатки и предостережения. — Екатерина догадалась, что король, вероятно, имеет в виду свои отношения с Екатериной Говард или даже с Анной Болейн, и была удивлена, что он поднял эту тему. — Наши отношения гораздо лучше, — продолжил он, беря ее за руку, — и сколько же времени понадобилось старому дураку, чтобы это понять.

На мгновение Екатерина задумалась, действительно ли идиллическая безмятежность в отношениях предпочтительнее восторженного беспокойства, которое пробудил в ней Том? Однако у некоторых людей, она знала, сердечное волнение не стихает с годами. Будет ли оно длиться у них с Томом, если они когда-нибудь поженятся? О Боже, что за ужасный она человек, думает о новом замужестве, когда они с Генрихом наслаждаются уединением!

Увы, время пролетело очень быстро. Новых сообщений о случаях чумы не поступало, и Генрих больше не мог откладывать возвращение в Уайтхолл, а потому они неохотно завершили свой идиллический отдых и перебрались в Лондон.

Генрих продолжал злиться, что император бросил его.

— Иного я от него и не ожидал, — мудро заметил он, когда они с Екатериной отправились на охоту в Сент-Джеймсский парк. — Но ничто не может умалить мою победу.

Екатерина обрадовалась, что новый, подвижный образ жизни распространился у Генриха и на преследование добычи. Был конец зимы, но даже это не удержало его. Она осталась дома, уютно устроившись у очага, и читала законченный Марией перевод. Он был превосходен, и королева написала ей, побуждая опубликовать свою работу. Мария ответила, что сделала бы это, но только под псевдонимом, однако Екатерина убедила ее, что этот труд должен дойти до потомков под именем автора, и предложила оплатить его издание. Она не удивилась, когда приходящие к ней ученые мужи и клирики начали превозносить работу Марии до небес. Даже на Гардинера, как она слышала, перевод произвел впечатление.

От Уилла Екатерина узнала, что Том Сеймур ненадолго приезжал в Англию, но теперь ушел в море — атаковал французские корабли и доставлял провизию для гарнизона Булони. Ей представлялось, что Том, страстно любивший морскую жизнь, находится в своей стихии, и она радовалась, что он занят любимым делом. В те дни Екатерина старалась не думать о нем слишком много. Она немало потрудилась над тем, чтобы добиться успеха в браке, и не хотела ничем нарушать сложившуюся в ее отношениях с Генрихом гармонию. Том был отправлен в дальние уголки сознания и там должен оставаться, пока она вновь не обретет свободу.

Однако ей не позволяли совсем позабыть о нем. Однажды вечером, за ужином, Генрих брюзжал по поводу того, как дорого обходится ему снабжение Булони.

— Я мог бы обойтись и без Сеймура, который строит из себя дурака!

Екатерина слушал его вполуха, но тут насторожилась и вгляделась в лицо Генриха, ища в нем признаки, что он проверяет ее реакцию на имя Тома.

Ровным, бесстрастным голосом она спросила:

— Что он сделал?

— Дважды выходил в море в шторм, не заботясь о безопасности людей на борту. Он потерял несколько моих кораблей и утопил сто тридцать человек. Этот человек слишком порывист себе во вред. Мне больше по душе его брат.

— Я сожалею об этих несчастных моряках и ваших потерях.

— Совет, по моему приказу, сделал ему внушение за нерадивость, — прорычал Генрих.

— Надеюсь, он сумеет объяснить свои действия, — отозвалась Екатерина, не желая продолжать разговор о Томе.

К счастью, Генрих сам переключился на другие темы.

Через несколько дней Джон Беттс закончил писать ростовой портрет Екатерины, и она пригласила Генриха посмотреть картину.

— Очень красиво, — похвалил король. — Вы на нем как живая. Мы весьма обязаны вам, мастер Беттс. Нам следует поручить вам написать леди Марию.

Художник поклонился; его пухлое простоватое лицо порозовело от удовольствия. Генрих отпустил Беттса и попросил Екатерину сесть с ним на мягкое сиденье, устроенное в амбразуре окна.

— Я слышал, моя племянница Маргарет уехала домой, в Степни, — сказал король.

— Она планирует провести там время уединения перед родами, — ответила ему Екатерина. — Я должна съездить к ней, когда родится ребенок. Подозреваю, она хотела бы, чтобы вы стали крестным отцом.

— Я сделаю это с удовольствием, — улыбнулся Генрих. — Кстати, сэр Томас Сеймур оправдался. Он пустился в море, так как беспокоился из-за нехватки продуктов в Булони и Кале, и заверил меня, что приложил все усилия для их доставки.

— Рада слышать, что проблема разрешилась.

— Я сожалею, что так резко судил о нем, — проговорил Генрих. Это было на него не похоже — признавать свою неправоту. — Нужно наградить его за безукоризненную службу. Я собираюсь даровать ему Хэмптон-Плейс у Темпл-Бар. Он пустует с момента смерти графа Саутгемптона.

— Это очень щедрая награда. Я уверена, сэр Томас поймет, какая честь ему оказана.

Насколько она могла судить, Том придет в полный экстаз. Великосветская резиденция в Лондоне по соседству с домами знати на Стрэнде! Екатерине хотелось бы увидеть его лицо в момент, когда он услышит о выпавшем на его долю счастье.

— Он заслужил это. — Генрих с трудом поднялся на ноги и добавил: — А теперь мне нужно возвращаться к себе. Шапюи просил об аудиенции.

Екатерина сидела за столом в своих покоях и рассматривала полученный от Елизаветы новогодний подарок. Она была глубоко тронута трудами, которые взяла на себя ее падчерица: Елизавета перевела на английский написанную сестрой французского короля Маргаритой Валуа поэму «Зерцало грешной души», все 117 страниц, и сама украсила обложку, вышив на ней серебряной нитью инициалы Екатерины. Это, наверное, отняло у нее уйму времени. Ее уровень владения французским был впечатляющим для одиннадцатилетней девочки, однако Екатерина не могла удержаться от смущения, оценивая выбор Елизаветы: эту поэму дважды запрещали во Франции из-за сильного реформистского уклона. Как поясняла сама дарительница в задушевном сопроводительном письме, эта поэма показывала, что человек может достичь спасения не иначе как через милость Господа. Одна только вера могла подтолкнуть ее к такому шагу.

«Чему только учат наставники Елизавету и Эдуарда?» — подумала Кэтрин. И тем не менее Генрих одобрительно кивал, когда она показала ему подарок. Знал ли он, о чем эта поэма? И возможно ли, что король наконец стал склоняться к более чистой вере? Это был бы самый лучший новогодний сюрприз для нее.

Из задумчивости Екатерину вывела герцогиня Ричмонд.