Вольфганг Акунов - Сказание о наших готских предках

Поэтому-то хитроумный римский военный магистр патриций Флавий Аэций (Эций, Аэтий), получивший от восточноримского историка Прокопия Кесарийского звучное прозвище «последний римлянин» — отнюдь не новый Стилихон, да и вообще не германец, а сын римского военачальника, родом из римской колонии Дуростора (Доростора) на нижнем Данубе, избрал местом решающей битвы с гуннами равнину в самом сердце ценнейшей римской провинции. Полностью романизированной Галлии. Очень далеко от главной операционной базы гуннов и остготов. Поскольку галлы уже давно превосходили своей боеспособностью выродившихся до предела италийцев. И поскольку часть римской Галлии была к тому времени уже заселена вестготами, не желавшими порывать с Римом даже после Алариха, и готовыми поддержать римлян своим оружием против гуннов «со товарищи». С учетом этих обстоятельств, у Аэция имелись шансы устоять под всесокрушающим гуннско-остготским напором.

Чудовищная по кровопролитности «битва народов», форменная мясорубка, разыгравшаяся в конце лета 451 г. под современным Шалоном-на-Марне, там, где сегодня свекловичные поля окружают французский военно-учебный лагерь, закончилась (так и хочется сказать «как и следовало ожидать»!), вообще-то говоря, вничью (а не «победой римлян над гуннами»). Возможно, потому, что руководство битвой ускользнуло из рук главнокомандующих обеими армиями — римлянина Аэция и гунна Аттилы. Ибо германцы, несшие на себе ее основное бремя и составлявшие главную боевую силу обеих армий, дрались не столько за римлян или гуннов, сколько за самих себя. Отстаивая не столько римские и гуннские, сколько свои собственные интересы. Под Каталауном друг другу противостояли две бургундские «партии» (или, как сказали бы римляне — «факции»). Две «партии» франков сражались на двух разных сторонах за право выставить из своих рядов наследника умершего франкского царя. В смертельной схватке сошлись и две части готского «братского» народа (еще решавшего в Причерноморье более-менее согласованно общие задачи по «добыванию зипунов»). Царь вестготов Теодорих (Феодорих, Теодерих, Теодор, Феодор, у Иордана — Теодорид), дравшийся на стороне «последнего римлянина» Флавия Аэция, пал, сраженный метательным снарядом (то ли дротиком, то ли стрелой), пущенным в него рукой Андаг(ис)а из рода Амалов, т. е. остгота царской крови.

Теодорих I был похоронен со всеми почестями неподалеку от поля сражения. После тризны по павшему, «осиротевшие» вестготы ушли в свое созданное ими к тому времени на землях римской Галлии царство (занимавшее территории Аквитании и Толосы). Чтобы избрать там, в спокойной обстановке, нового царя. Оставшийся без их поддержки доблестный Аэций оказался (как и следовало ожидать) не в состоянии причинить гуннам и остготам никакого вреда. Но и последние, несколько выбитые римско-вестготской коалицией из колеи (ведь до сих пор им приходилось, в первую очередь, совершать грабительские набеги, а не вести серьезные боевые действия), не думали завоевывать Галлию. Так что хитрый план Аэция вполне осуществился. «Варвары» вернулись к себе в Паннонию. Понеся тяжелые потери. Зализывая многочисленные раны. И, несомненно, преодолев свое совсем недавнее «головокружение от успехов». Ибо, хотя гунны воевали часто и повсюду, это тяжелейшее полевое сражение, в ходе которого им не удалось использовать свое главное оружие, всегда обеспечивавшее им успех — внезапность, быстроту, страх и жестокость — было не просто предупреждением. А прямо-таки предвкушением того, что предстояло им, в случае объединения Европы для организованного сопротивления новым нашествиям кочевников.

Объединенное, возглавляемое опытным и одаренным полководцем, сплоченное римско-германское союзное войско не смогли бы одолеть даже гунны «со товарищи», сплоченные железной волей Аттилы. Однако между теорией и практикой — «дистанция огромного размера» (А.С. Грибоедов). История не знает сослагательного наклонения…Даже остготы не смогли вырваться из «дружеских объятий» главаря разбойничьего союза Аттилы, сражаясь на его стороне против своих же братьев — вестготов. И с какой отвагой!

Неясный исход «битвы народов», подробности хода и даже место которой служили и служат по-прежнему поводом жарких дискуссий, порой побуждали скептиков вообще отрицать ее историчность. Т. е. ставить под сомнение сам факт сражения на Каталаунских полях. Так, например, французский ученый профессор Бернар Шертье писал своему немецкому коллеге Герману Шрайберу тоном человека, которому хотелось бы поверить, но который поверить не в силах: «Не существует доказательств того, что эта битва произошла на равнинах в окрестностях Шалона. Да и вообще, было ли такое сражение? Я часто задаюсь этим вопросом. Возможно, имели место лишь разного рода мелкие стычки между отдельными военными отрядами. Бои, впоследствии превращенные народной фантазией в одно большое сражение».

При всем уважении к беззаветно трудившемуся всю свою долгую жизнь на ниве древней истории хранителю музея в Шалон-сюр-Марн, поспешим успокоить всех авторов и читателей исторической литературы. На месте битвы трехсот спартанцев (и примкнувших к ним семисот феспийцев, о которых почему-то часто забывают, несмотря на популярный голливудский фильм) царя Спарты Леонида с евразийскими полчищами персидского «царя царей» Ксеркса Ахеменида при Фермопилах также до сих пор не найдено ни ископаемых скелетов, ни оружия, подтверждающих историчность этой поистине «хрестоматийной» битвы. Не осталось также «вещественных доказательств» реальности сухопутных битв между греками и персами при Марафоне и Платеях, между македонянами и греками при Херонее, между греко-македонянами и персами при Гавгамелах, между карфагенянами и римлянами при Каннах, морских битв между греками и персами при Саламине, между Октавианом и Антонием при Акции. Как и множества иных битв и сражений, которыми столь богата всемирная история. Мы верим в реальность многих исторических фактов, сохраненных нам всего лишь несколькими хронистами и историками. Событий, не поддающихся реконструкции естественнонаучными методами. Очень долгое время на местах сражений не воздвигались памятники (исключения вроде памятников на месте Фермопильской или Херонейской битвы только подтверждают правило!), не вделывались в бетон (изобретенный только римлянами) образцы вооружения, таблички с указанием численности противоборствующих войск и т. д. Однако же не подлежит сомнению одно. Аттила и Аэций «со товарищи» сошлись на поле битвы (то ли близ нынешнего Шалона, то ли близ нынешнего Труа, то ли где-то между этими двумя городами французской провинции Шампань), чтобы, основательно пустив друг другу кровь, вновь разойтись (подобно Стилихону и Алариху).