Вольфганг Акунов - Сказание о наших готских предках

Кстати говоря, ставшее неким «общим местом» прочно устоявшееся представление об Аларихе, как о вестготском «безупречном молодом герое», с юных лет озаренном аурой грядущего царственного могущества и полководческой славы, нуждается, на наш взгляд в трезвой и критической переоценке. «Безупречному» готскому герою не раз приходилось прибегать ко всякого рода обманным маневрам, хитростям и уловкам, вести переговоры, торговаться. Да и не был Аларих в пору своей славы таким уж молодым. Ни один источник не сообщает нам дату рождения Алариха. Из поэмы Клавдиана нам известно лишь, что Аларих родился на острове Певка в устье Истра-Данувия. В 376 г. его народ, перейдя римскую границу, двинулся на юг. В то время Аларих был еще отроком. В 379 г. он уже принимал участие в битвах. Значит, достиг уже, как минимум шестнадцатилетнего возраста. Или, скорее, восемнадцатилетнего, ибо о его участии в битвах уже достаточно широко известно (значит, он должен был к тому времени составить себе имя, прославиться как доблестный, «знатный», т. е. «известный», боец). Следовательно, он должен был родиться примерно в 360 г. п. Р.Х. И, соответственно, в кровавые годы битв при Полленции и Вероне Аларих был «не мальчиком, но мужем», разменявшим пятый десяток. Полным энергии и сил вестготским воином сорока двух — сорока трех лет от роду. Не «молодым героем», «быстрым мира посетителем», как возвеличенный Гомером в «Илиаде» мирмидонскмй царь Ахилл, а умудренным опытом и закаленным в многотрудных испытаниях не только лишь на бранном поле, но и за «столом» дипломатических переговоров, зрелым мужчиною в полном расцвете сил, каким нам предстает в другой гомеровской поэме хитроумный царь Итаки Одиссей.

На вопрос, почему Аларих все время стремился на Запад, хотя в Константинополе сидел на троне столь же слабый император (причем не поддерживаемый искусным регентом и полководцем, вроде Стилихона), невозможно дать исчерпывающего ответа, не учитывая двух обстоятельств. Во-первых, упомянутых выше интриг Евтропия, все время старавшегося перенаправить готов с Востока на Запад. Во-вторых, присутствия на всем пространстве юго-восточной Европы между Истром и Босфором новой, чрезвычайно динамичной силы — гуннов, вторгшихся туда в 375 г. Как ранее — готы, гунны поначалу были вполне довольны своей ролью римских «федератов». Подавлять, по приказу римских властей, восстания и мятежи в разных частях империи, изучать, под руководством опытных римских полководцев, римское военное искусство, да еще и получать за это жалованье и часть добычи — все это было гораздо выгоднее, чем воевать с римскими легионами. Аналогичным трезвым подходом руководствовался и Аларих. Не видевший смысла в том, чтобы воевать на территории Второго Рима с «дикими» гуннами или с «цивилизованными» гуннами на римской службе (с которых взять было нечего). Особенно с учетом тяжелых потерь, нанесенных гуннами остготам. Война всегда — рискованное дело, но прежде всего — предприятие с целью захвата добычи. Добычу же в охваченной перманентными смутами и волнениями римской Европе Аларих мог получить без особого риска лишь в италийских и галльских городах Западной империи.

Вот в чем заключался, по мнению ряда историков (например, Германа Шрайбера), его мотив (или один из мотивов в целом клубке мотивов, который нам вряд ли сегодня удастся распутать). Честолюбивое стремление захватить Первый Рим, раскинувшийся на Тибре, войти в историю покорителем Вечного Города, главы мира, давшей свое название всему миру, по трезвом размышлении, вряд ли было главным побуждением зрелого Алариха, хотя, возможно, в юности он мечтал именно об этом. Да и его мечта о создании великой германской державы, великого царства, столь часто приписываемая героям Великого переселения народов не только авторами исторических романов XIX-ХХ вв., представляется весьма сомнительной. Ибо об Аларихе можно сказать лишь одно: царство его было очень даже «от мира сего». Он думал не об абстрактных, а об очень конкретных вещах, и, прежде всего, о добыче и хлебе. Готы, долгое время ведшие оседлую жизнь, в ходе своих дальних странствий опять стали наполовину кочевниками. Наблюдая за жизнью в умиротворенной римлянами и так долго пользовавшейся благами «пакс романа» части света под названием Европа, готы усвоили горький урок: войной можно жить лучше, чем полеводством. А трудолюбивые народы постоянно становятся жертвой народов воинственных. В таких условиях и с учетом такого опыта воинственный и мужественный народ готских странников вряд ли мог (или хотел) основать прочное государство.

«Его (Алариха — В.А.) политика была направлена не на основание германского царства; напротив, он стремился стать, в рамках существующих условий, военачальником (на римской сужбе — В.А.) в Восточной, а впоследствии — в Западной империи и обеспечить своим войскам землю и пропитание» (Дювель).

Нисколько не пытаясь идеализировать этого сурового воина, в данной связи необходимо подчеркнуть, что Аларих действовал трезво, разумно и целесообразно. И менее эмоционально, чем Стилихон, а впоследствии — царь гуннов Аттила и царь вандалов Гейзерих. А под властью завоевателей, в чьих действиях отсутствует эмоциональный момент, завоеванные ими земли и их покоренное население страдают, несомненно, меньше.

На основе событий кратчайшего, по историческим меркам, семилетнего периода между битвой под Вероной, в которой Стилихон пролил реки готской крови, и захватом Аларихом Рима на Тибре, можно без труда сравнить отношение обоих боровшихся между собой полководцев к вопросам гуманности и веры, проверить, кто из них был более человечным и религиозным. А так как в этот период в северной Италии неожиданно появился перешедший Альпы совсем дикий идолопоклонник — ежедневно приносящий своим богам жертвы германский князь Радагайс — мы можем рассмотреть совокупно всю «троицу»: православного христианина Стилихона (с его тайными, носящими скорее эстетический, чем мировоззренческий, характер, симпатиями к умирающему язычеству), откровенного язычника Радагайся и арианина, христианина-еретика Алариха. Отличающихся друг от друга, в первую очередь, не исповедуемой ими религией, а деяниями, которые совершали сами или совершать которые дозволяли другим.

Покуда август Запада Гонорий трусливо продолжал отсиживаться в крепости Равенне (куда в 402 г. была из страха перед готами перенесена из многолюдного Медиолана столица Западной империи), патриций Стилихон решил в 405 г., с помощью предусмотрительно пощаженных им готов Алариха, осуществить, наконец, свой давний план — отнять у Восточной империи префектуру Иллирик (на тот момент — фактически Грецию и все земли к северу от Греции до Дануба). Аларих со своим вестготским войском ожидал в Эпире подхода Стилихона, чтобы присоединиться к своему недавнему врагу. Но планы Стилихона и Алариха были нарушены вторжением в Италию орд Радагайса (Радагеса).