Эдвард Радзинский - Тайны Французской империи

Нарком внутренних дел Г. Петровский подписал «Приказ о заложниках»:

«Все известные местным Советам правые эсеры должны быть немедленно арестованы. Из буржуазии и офицерства должно быть взято значительное количество заложников. При малейших попытках сопротивления должен применяться массовый расстрел».

Покушение на Ленина. Владимир Пчелин. 1920-е гг.

Пятьсот «представителей свергнутых классов» были немедленно расстреляны — и это только по официальным данным.

В Кронштадте четыреста бывших офицеров поставили перед тремя глубокими ямами и расстреляли…

Компания официальных убийств покатилась по всей стране.

В «Еженедельнике ЧК» рапортовали о расстрелах губернские ЧК: «Новгородская — 38 человек, Псковская — 31, Ярославская — 38, Пошехонская — 31..».

Террор превратился в соревнование в крови. В губерниях вывешивали длинные списки людей, ждущих смерти. Типовое объявление: «При малейшем контрреволюционном выступлении эти лица будут немедленно расстреляны», и далее — список заложников в десятки фамилий.

Стало практикой брать в заложники мужа и ждать, когда несчастная жена придет в ЧК расплатиться телом за его жизнь.

«Еженедельник ЧК» писал: «Во многих городах уже прошли массовыерасстрелы заложников. И это хорошо. В таком деле половинчатость хуже всего. Она озлобляет врага, не ослабив его».

Так постигали ленинскую «массовидность террора»… Авторы статьи заявили: «Довольно миндальничать!» — и призвали идти дальше: «Отделаться от мещанской идеологии и официально разрешить пытки…»

Но тогда не решились.

Решится Сталин — законный сын нашей якобинской революции.

Якобинское соревнование в революционной ярости — разгоралось.

«В эту эпоху мы — террористы!» — провозгласил Зиновьев.

Остались его афоризмы: «Если мы не увеличим нашу армию, нас вырежет наша буржуазия. Ведь у них второго пути нет. Нам с ними не жить на одной планете. Нам нужен собственный социалистический милитаризм для преодоления своих врагов. Мы должны увлечь за собой 90 милл.[ионов] из ста, населяющих Советскую Россию. С остальными нельзя говорить — их надо уничтожать».

Демонстрация

В газетах непрерывный «гимн ненависти и мести, ставший теперь гимном рабочего класса» или веселые призывы: «Переплавим жир буржуев на мыло и будем умывать им наши трудовые руки».

Один из руководителей ЧК, Лацис, объяснил главное:

«Мы не ведем войны против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который мы должны ему предложить, — к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом — смысл и сущность красного террора». И вот слова якобинца Дантона: «Мы будем убивать священников и аристократов не потому, что они виновны, а потому, что им нет места в будущем».

Множество якобинских цитат было в тогдашних газетах. Каменев, Зиновьев, Троцкий публично славили террор. И даже гуманист Бухарин высказался: «Пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов… является методом выработки коммунистического человека из человеческого материала капиталистической эпохи..».

Но главный смысл большевистского террора — в дневнике Троцкого. Вспомним, что он писал, размышляя об убийстве царской семьи:

«Казнь… нужна была… чтобы встряхнуть собственные ряды, показать, что отступления нет, что впереди или полная победа, или полная гибель».

Это смысл партийный.

© МИА «Россия сегодня»

А вот смысл общественный, как он пишет в том же дневнике: «Нужно было ужаснуть, запугать врага». Но здесь Троцкий лукавит, пишет не до конца. Не только врага, но запугать нужно было все население.

Красный террор — это постоянный кафкианский ужас обывателя, ощущение полного бесправия перед властью. В этом была кровавая эффективность якобинского и большевистского террора.

Когда Красный террор официально закончился, Ленина продолжал преследовать мираж Термидора, мираж падения якобинской партии.

Удержимся ли без «массовидности террора»?..

И потому в двадцать втором году, когда Гражданская война победоносно завершилась, Ленин писал наркому юстиции: «Нужно узаконить террор без фальши и прикрас».

Узаконить в Уголовном кодексе!

Колоссальный всплеск зверств, убийств на фоне постоянного голода и террора преобразил людей. С человека сдирали пленку цивилизации. Умиравший от отвращения к жизни за окном Блок сказал: «Я задыхаюсь… мы задохнемся все. Мировая революция превращается в мировую грудную жабу».

Во время официального террора и после него большевики решали вопрос о двух своих врагах.

Первый — религия.

И здесь опять — прямая цитата из Французской революции…

Французы верили: святая Женевьева, покровительница Парижа, восемь столетий не позволяла неприятелю захватить город. Но пришли якобинцы, и мощи святой были отвезены на эшафот, на Гревскую площадь — туда, где при королях казнили преступников.

Мощи святой разрубили и швырнули в Сену…

Порубили головы святых и на Нотр-Дам…

Над религией глумились повсеместно. Фуше в Лионе нарядил свинью в епископскую мантию и привязал к хвосту Библию…

Взялись и за людей. Сотни священников были убиты в Париже во время якобинского террора…

Большевики постарались не отстать от учителей. Они тоже выбрасывали на помойку мощи самых почитаемых святых. Снимали на пленку эти кощунства. Взрывали храмы. Как и якобинцы, массово расстреливали священников.

Якобинец Ленин подытожил — написал окончательную программу:

«Строго секретно

Указание

…Необходимо как можно быстрее покончить с попами и религией. Попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И как можно больше. Церкви подлежат закрытию. Помещения храмов опечатать и превращать в склады…»

Другой острый вопрос, который должны были решать большевики, — интеллигенция.

С самого начала, запретив оппозиционные газеты, они поссорились с интеллигенцией.

Лавуазье с женой. Жак Луи Давид. 1788 г. Музей Метрополитен