Александр Быков - Секретная должность агента Рейли

— Нет, ну что Вы, о старости говорить пока преждевременно, Вы можете бегать и прыгать как и раньше, только, — доктор сделал паузу, — не так часто.

Армор перевел, Френсис остался доволен. Ему уже не терпелось возобновить занятия французским с мадемуазель Мизенер, но для этого он должен был чувствовать себя как до болезни.

— Господин посол, пришел фотограф, сотрудники просят Вас выйти на улицу для того, чтобы сделать на память фото о нашем посольстве в Вологде. Все уже готовы, ждут только Вас.

— Филип, подай мои брюки.

— Но, губернатор, Вы еще не вполне здоровы, и свежий воздух может Вам навредить.

— Не выдумывай, — это будет фото для истории, кстати, и ты тоже можешь встать вместе со всеми, как полноправный дипломат.

— Правда? Ну тогда я согласен, только найду шляпу и повяжу галстук.

— Смотрите, господа, — сказал Френсис секретарям, указав на брюки, которые оказались теперь ему безнадежно велики, — Здесь, джентльмены, — посол показал указательным пальцем на место, где раньше у него был живот, — должен быть еще один Френсис, — он сделал паузу, чтобы почувствовать настроение окружающих, потом продолжил, — но он испарился!

Все дружно посмеялись над отличной шуткой.

Прибежал Филип, разодетый в костюм-тройку и новые штиблеты. Дипломаты вышли перед зданием посольства, встали у палисада на мостках, развернули звездно-полосатый флаг, и фотограф по фамилии Гончарук, один из самых известных вологодских мастеров, сделал исторический кадр.

По какой-то причине никто из американцев так и не сохранил эту фотографию, которая, тем не менее, существует и надежно хранится вместе с негативом в Вологде в архиве спецслужбы, куда попала вместе с делом Гончарука. В свое время мы расскажем и эту историю.

К началу мая Френсис окончательно поправился. Он начал гулять и вскоре заявил, что чувствует себя так же бодро, как и раньше.

Доктор Горталов был доволен. Он по-прежнему ежедневно приходил в посольство, но теперь они с Френсисом подолгу о чем-то говорили. Армор был свидетелем и переводчиком этих диалогов, жаль, что он не оставил потомкам своих воспоминаний.

— Мои милый доктор! — в голосе Френсиса звучали нотки благодарности, — Я чувствую себя совершенно здоровым. Разрешите произвести оплату за лечение, назовите сумму.

— Я право слово смущен, — отвечал Горталов, — для меня было делом чести оказать помощь союзной России державе, вылечив её полномочного представителя. Я полагаю, что это нечто большее, чем обычная медицинская практика.

— Соединенные Штаты будут Вам благодарны вдвойне, — пошутил Френсис. — И все же, любая работа должна быть оплачена, в нашей стране это краеугольный камень деловых отношений.

— Как Вам будет угодно, — поклонился доктор, — я ни на чем не настаиваю. С моей стороны это дружественный шаг, поверьте, практики в нынешних условиях у меня предостаточно.

На следующий день Френсис отправил личного секретаря Джонсона в больницу, и тот передал доктору через приемный покой конверт, в котором находилось пятьсот рублей одной купюрой с изображением императора Петра Первого — сумма, равная месячному окладу председателя губисполкома, и благодарственное письмо с заверениями в сердечной дружбе.

— Какой все-таки упрямый человек, — улыбнулся Горталов, — Я же сказал ему, что оплаты никакой не нужно. Ну ладно, сохраню эту купюру как сувенир.

1 мая 1918 года [13] По старому стилю, от которого еще не отвыкла значительная часть населения, было только 18 апреля. случился двойной праздник: русская Пасха и одновременно День международной солидарности трудящихся. Отмечали все — кто что хотел.

Френсис с утренней почтой получил пакет от доктора Горталова. Там был парадный портрет Сергея Федоровича в мундире, при орденах. Широкое русское лицо, открытый взгляд, кудрявая голова, борода лопатой. На обороте надпись: «Господину послу Северо-Американских Соединенных Штатов» и автограф. В пакете также лежала книжка, юбилейный сборник в честь 25-летия врачебной деятельности С. Ф. Горталова.

На следующий день Френсис ответил благодарственным письмом в адрес доктора, обещал хранить его фотопортрет, как высокоценный сувенир, и в ответ подарить свое фото, как только появится солнечный свет, необходимый для того, чтобы заснять посла за работой в своем кабинете.

Оба они сдержали слово. Френсис сохранил фото Горталова в своем архиве в Сент-Луисе, доктор оставил на память пятьсот рублевый кредитный билет, который, впрочем, из-за инфляции очень быстро обесценился, и благодарственное письмо. Он не мог предположить, что эти сувениры в последствии станут вещественными доказательствами в его уголовном деле.

— Послушайте, Джонсон, — Норман Армор давно хотел начать это разговор, — все-таки, как Вы думаете, отчего приключилась вся эта болезнь?

— Я могу только предполагать, — отвечал личный секретарь, — Губернатор — чистюля, и заболеть от отсутствия гигиены он не мог.

— Может быть, это был тиф?

— Не знаю, доктор все время говорил о желудочной болезни и интоксикации организма.

— Вы полагаете, что возможно отравление?

— Полагаю? Да я уверен в этом, но никаких доказательств нет.

— Позвольте, но откуда тогда эта уверенность?

— Накануне болезни мы получили посылку от Красного Креста с консервами и другими продуктами.

— Так ели все!

— Да, но среди прочего полковник прислал любимый напиток господина посла, бутылку «Кентукки Бурбона». Он всегда говорил, что бурбон для него, как лекарство, и никого не угощал, видимо, из соображений мудрой экономии.

— Значит, он употребил эту бутылку один?

— Да, вечером, маленькими стопками за чтением бумаг, так сказать, для релаксации.

— Теперь мне всё ясно, — нахмурился Армор.

— Но у нас нет никаких доказательств этому, вот если бы еще кто-то заболел после употребления спиртного.

— Что гадать, полковник давно переступил грань дозволенного. Мы обязаны как-то уведомить посла, что возможно болезнь была спровоцирована.

— Я подумаю, как это можно сделать, — сказал Армор, — В любом случае, этот разговор большая государственная тайна.

— А разве мы о чем-то говорили, кроме того, что на березах проклюнулись первые листья?

— Разумеется, и погода сейчас в Вологде стоит просто превосходная.

Джентльмены дружно расхохотались и поздравили друг друга с удачным исходом болезни. Ни тот ни другой не видели на должности посла выскочку-полковника из службы Красного креста. Оба секретаря не сомневались, что он как-то причастен к болезни посла Френсиса.

В конце апреля 1918 года окружение американского посла, страдавшего тяжелой болезнью, тщательно берегло его от негативной информации. Но как только ему стало лучше, Френсис потребовал докладывать обо всем происходящем.