Александр Быков - Секретная должность агента Рейли

— Что со мной будет? — снова прошептала Лиза.

— Ой, девонька, не знаем, Пластинина если кого взяла в оборот, не отпустит.

Елизавету Мизенер, дочь отставного русского генерала вместе с родителями и другими задержанными расстреляли на Богородском кладбище ночью в начале осени 1918 года В те дни расстрелы шли каждую ночь. Кедров уже знал, что Завесу реорганизуют и подчищал концы. По делу «золотой пуговицы» было казнено одиннадцать человек, остальные подвергнуты заключению. Заговор эсеров принес меньший результат, расстреляли всего троих, включая Александра Турбу. Часть заговорщиков заблаговременно уехала в Архангельск.

В ночь после расстрелов у ямы оставляли часового. Утром приходила команда из числа красноармейцев закапывать яму. Караульным было страшно оставаться в таком месте и они, зная, что проверять никто не будет, часто покидали пост до рассвета.

И тогда у расстрельных ям на кладбище появлялись человеческие фигуры. Родственники искали своих, чтобы предать земле по христианскому обычаю. Кедрову об этом докладывали, но он махнул рукой: «Пусть хоронят, хлопот меньше».

Среди ночных посетителей кладбища встречались и мародерды, как без них в таком деле. Их больше всего и боялась охрана и, вступая в молчаливый сговор, они предпочитали друг друга не замечать.

Грабители срывали одежду, шарили по телам в поисках украшений и денег. Появились они на кладбище и в ночь расстрела генеральской семьи.

Один из воришек наклонился над дочерью генерала и принялся обшаривать ее одежду. Неожиданно девушка застонала и открыла глаза.

— Смотри, девка-то живая, стонет, — шепнул товарищу ночной охотник за наживой.

— Отстань, не наше дело.

— Подожди, сейчас пощупаю ее.

Он стал трогать девушку руками, старясь нащупать рану.

— Вот, рука задета немного и все, цела девка-то.

— Нам-то что?

— Да как, невинная душа, какая с неё контра, давай, помогай, вытащим, а там посмотрим.

Расхитители подняли тело на поверхность и, положив на попону, поволокли в сторону от железной дороги.

— Стой! Кто идет? — негромко крикнул из кустов караульный.

— Тише, братушка, порядок, — громко шепнул ему один из шайки, — все, кому надо, лежат, никто не ушел. Мы тут по-малому промышляем, уж не замай.

— Чтобы я вас тут больше не видел, — крикнул уже громче караульный.

— Уходим, братишка!

Грабители приволокли Лизу к ожидающей их в кустах бричке, погрузили и тихонько, не поднимая излишнего шума, повезли в сторону пригородной деревни Ковырино. Там в домах нашли себе пристанище и противники власти, и бандиты, и те, кто просто хотел отсидеться в тревожные месяцы.

Сюда не заглядывали бойцы Завесы и чекисты. Сил для большой облавы у них не хватало, а малый отряд запросто мог и сам сгинуть в вологодском окологородье. Власть уверенно держала в руках только центральную часть города и вокзал.

Через несколько дней Смыслов снова пришел в дом, где квартировал генерал Мизенер с семьей.

— Обратитесь к ней, она все знает, — хозяин дома показал жестом на женщину средних лет с заплаканными глазами в черном кружевном платке.

Иван Петрович хотел было задать вопрос, как вдруг женщина, словно узнав его, горько разрыдалась.

— Вы, наверное, Смыслов?

— Да, откуда Вы знаете?

— Лиза мне все рассказала, она ведь вас любила.

— Почему любила? — оторопел Смыслов.

— Нет их больше!

— Уехали? Куда же?

— Недалеко, на Богородском кладбище они, в общей могиле.

— Как? за что?

— Я точно не знаю, но генерала Мизенера с семьей расстреляли по приказу Кедрова, как участников контрреволюционного заговора.

— Подождите, — Смыслов беспомощно присел на крыльцо, — какого заговора?

— Я говорила ей, что походы в посольства обязательно припомнят, а она только смеялась. Там, говорит, такие милые люди, я повторяю с послом французскую грамматику.

— Подождите, я ничего не понимаю, — Смыслов проглотил ком в горле, — какой посол, при чем здесь грамматика?

— Так Вы ничего не знаете?

— Конечно нет, я случайно увидел Лизу в городе еще в середине июля, но в тот же день был арестован, отпущен только сейчас. Узнал адрес, прибежал, а мне говорят, что они арестованы. Я подумал — ошибка, генерал пожилой человек, он не опасен власти, а Лиза и ее мать далеки от политики.

— Молодой человек, Вы и вправду ничего не знаете.

— Разве это не правда?

— Только отчасти. Здесь в Вологде Лиза часто бывала в американском посольстве, ее видели в городе с молодыми иностранцами. Она пользовалась их вниманием и поддержкой.

— Значит, она забыла меня?

— Нет, что Вы, она про Вас везде спрашивала, говорила, что Вы пропали в Финляндии еще зимой.

— Я не пропал, просто задержался по службе.

— Она просила иностранцев помочь ей найти Вас, они обещали.

— Я сам нашел Лизу, но в тот день, когда меня выпустили из тюрьмы, я не мог ее увидеть, а на следующий день их уже арестовали. Это какой-то злой рок не дает мне увидеть ее.

— Теперь уж что говорить, царствие им небесное, — грустно сказала женщина в платке.

— Но за что? — Смыслов вложил в эту фразу все свои переживания.

— За то, что общалась с иностранцами, а родителей за участие в контрреволюционном заговоре. При обыске у генерала нашли бумаги какого-то «Союза возрождения России».

— Может быть «Союза спасения родины и свободы»? — переспросил Смыслов.

— Не знаю, я не разбираюсь. Этого оказалось достаточно для приговора.

«Вот и все, — думал Иван Петрович, — история любви закончилась, как в дешевом детективном романе, где все в итоге умирают, а главный герой остается страдать.

К чему упрекать себя, ясно и так: он не сумел сберечь свою дорогую Лизу. Какие-то глупые условности оказались важнее, чем скорая встреча, и теперь, когда все кончено, у него нет иного пути, кроме того, чтобы пустить себе пулю в лоб.

Когда он учился в университете, на курсе застрелился один студент: не выдержал насмешек после того, как стало известно о его членстве в содомском обществе «Колокольчик». Но это один застрелился, остальные продолжали жить, а подонок Смолин и вообще преуспел, как ни в чем не бывало работает на Советскую власть.

На фронте после революции тоже случались самоубийства. Офицеры стрелялись из-за невозможности выполнить присягу на верность монархии, от страха за свое будущее и, наверное, от личной слабости. Некоторые не смогли пережить хамство толпы подчиненных, которые после Приказа номер один [27] Приказ № 1, изданный объединённым Петроградским советом рабочих и солдатских депутатов 1 (14) марта 1917, во время Февральской революции, передал значительную часть полномочий от офицерского корпуса к советам и солдатским комитетам. стали открыто издеваться над офицерами.