Георгий Демидов - Оранжевый абажур : Три повести о тридцать седьмом

Боль в ухе заставляла Михайлова произносить слова медленно и с расстановкой, от чего они делались еще выразительней.

Был в камере еще один теоретик, старый путевой обходчик. Он считал, что массовые аресты — всего лишь способ получить бесплатную рабочую силу для рытья каналов и прокладки железных дорог через таежные дебри. Сам этот обходчик без особого сопротивления — все равно ведь заставят! — признался на следствии, что состоял в железнодорожной диверсантской организации и по ее заданию пускал под откос поезда, смазывая рельсы на закруглениях путей салом.

Голова Рафаила Львовича раскалывалась от мучительных размышлений. Какой, например, землекоп может выйти из инженера Белокриницкого? Самые тяжелые физические работы в его жизни были связаны с применением разве что отвертки и плоскогубцев. В качестве изобретателя и проектировщика Белокриницкому случалось содействовать дополнительному выходу энергии на многие тысячи киловатт. В качестве же чернорабочего на строительстве какого-нибудь канала он вряд ли сможет увеличить энерговооруженность советского государства более чем на двадцатую долю лошадиной силы.

Благодушный сосед, дававший советы Рафаилу Львовичу в первые часы его пребывания в камере, продолжал оставаться его советчиком и теперь. Сближению Белокриницкого с Савиным немало способствовало и то, что они оказались почти коллегами. Петр Михайлович был специалистом по конструированию электрических машин. Каждый из них знал о другом и раньше, хотя они и не были знакомы.

Дело бывшего конструктора близилось к концу. На нескольких не слишком продолжительных допросах он признал себя виновным в принадлежности к вредительской организации, хотя ни избиениям, ни другим средствам понуждения не подвергался. О результатах следствия Петр Михайлович говорил даже с оттенком гордости, как дипломат, выговоривший при сдаче врагу сносные условия капитуляции. Он сумел отвести от себя не только конвейер, но даже обычный мордобой и при этом никого не завербовать.

Дело в том, что готовность признать себя членом контрреволюционного заговора еще не спасает от крика и пощечин. Надо угадать именно ту организацию, в которую тебя включили согласно чьей-то вербовке.

— Как же это возможно, — спросил внимательно слушавший Рафаил Львович, — если даже представления не имеешь ни о каких организациях?

— А это как раз не так уж трудно. Все тайные организации, выдуманные НКВД, имеют не собственные имена или кодированные названия, а только весьма общие наименования, связанные с их назначением и характером: вредительская, националистическая, повстанческая, троцкистско-бухаринская и т. п. Если ты технический специалист, значит, непременно вредитель. Вон тому старику с запорожскими усами и в вышитой рубашке непременно приклеят украинскую повстанческую, а китайцу, продававшему на улице «уди-уди», будут шить шпионаж в пользу Японии.

— Чтобы следствие проходило, по возможности, безболезненно, — внушал наставник, — весьма важно также правильно назвать своего вербовщика, то есть человека, по навету которого вас посадили. Никогда не следует надеяться, что следователь подскажет вам его фамилию.

— Но угадать, кто тебя назвал, совсем уж невозможно! Вербовщиком может оказаться каждый, кто арестован ранее тебя и кто тебя хоть сколько-нибудь знает…

— Не совсем так. Тут тоже есть система… Ошибки возможны, но случаются не так уж часто, — Савин продолжал свои объяснения. — Вербуют обычно из сослуживцев и почти всегда по нисходящей. От старшего в чине или должности к младшему. Иногда на собственном уровне, но почти никогда старших. Почему так? Так, видимо, решило НКВД. И притом для нашего с вами удобства… Исключения составляют только случаи совершенно уж массовой вербовки. Всех верующих поляков в нашем городе завербовал ксендз местного костела. Но это несколько особый случай. Мы же с вами участвуем в комедии, которая разыгрывается по самым жестким законам своего жанра…

— А вы могли бы сказать, кто, например, завербовал меня?

— И даже очень просто. Кто из старших вас по должности был арестован ранее вас? Управляющий. А когда?

— Недели за три до моего ареста.

— А после него кого еще арестовали в вашем объединении?

— Двух директоров ГЭС за несколько дней до меня.

— Можете не сомневаться, вас и этих директоров посадил управляющий. Вот вам и готовый ответ на вопрос: «Кто тебя завербовал?»

Неужели такой принципиальный и честный человек, как Миронов, мог стать вербовщиком? И оклеветал даже своего главного инженера, которого всегда так ценил и постоянно защищал от нападок бдительных, не считаясь с возможными последствиями для себя! Не хотелось этому верить.

Петр Михайлович сочувственно пожал плечами:

— Так поступают теперь почти все, попавшие в НКВД, даже лучшие из лучших. Признаться во вредительстве вас все равно заставят, а на вопрос: «Через кого вы в него включились?» следует ответить, что через Миронова. И все будет тихо и мирно…

— Но ведь за двумя первыми вопросами последует и третий. Спросят, кого я завербовал?

— Непременно. Вот тут-то и надо проявить максимум сообразительности и твердости характера. Я вот никого, кроме самого себя, не оговорил…

— Вы что, выдержали конвейер? — чуть насмешливо спросил Белокриницкий.

— Причем тут конвейер? Когда меня спросили, кого же я в свою очередь совратил на путь вредительства, я ответил, что никого. Все мне кажется, что кругом одни только трепачи да стукачи…

— Так сразу этому и поверили?

— Нет, не сразу. Без крика и матерщины не обошлось. Но скоро отстали.

— Но ведь некоторых всеми средствами заставляют вербовать. Панасюка, например…

— Так то некоторых… Если НКВД только еще начинает сколачивать очередную организацию или ему нужен в качестве «центровика» именно данный человек, то, конечно, отделаться от вербовки практически невозможно. Но такое положение бывает не так уж часто. Большинству арестованных обязательный вопрос о вербовке задается больше для формы. Конечно, если на него последует утвердительный ответ, то от услуг полудобровольного вербовщика не откажутся. Вот тут-то и надо соображать: очень ли ты нужен сейчас следствию, и в каком качестве?

Петр Михайлович работал в КБ, который замели почти в полном составе через полмесяца после ареста его руководителя. Не было ничего проще, как угадать и род своей контрреволюционной деятельности, и своего вербовщика. Не трудно было также понять, что второй вербовщик для разгромленного КБ уже не нужен. Савин в этом выводе оказался прав. Следователь только поорал на него с полчаса для приличия и отстал. Отстанут и от Рафаила Львовича. Ведь по сравнению с главным вербовщиком Мироновым он не более чем плохой дублер. Но надо помнить, что помимо сознания своей низости — это внутреннее дело каждого — вербовщики, даже мелкие, больше всех других рискуют быть расстрелянными. Ведь с их исчезновением рвутся нити, по которым когда-нибудь можно будет распутать грязные дела нынешнего НКВД.