Георгий Гулиа - Три повести

— Приехали! — крикнул шофер, резко затормозив машину. — Девушка, сойдешь? — Он вылез из кабины и протянул мне руки. — Давай чемодан.

Я подала ему свой багаж, а сама спрыгнула на землю.

— Ты хотела в Дубовую Рощу? Вот это село.

Прямо передо мною горы. Слева горы. Справа горы. Я оглянулась в ту сторону, откуда мы приехали, — и там тоже горы. А где же село?..

Он, очевидно, рассчитывал на этот эффект.

— Что, ничего не видно? — сказал он, улыбаясь. — Такое уж село. Все дома в лесу. А возле каждого дома тополь и виноград. И дубы… Вон, видишь красное пятно? Черепицу видишь? Там сельсовет.

Это был высокий мужчина средних лет. Нос клювом. Волосы спутаны, как у иного цыгана. А зубы белые, точно вырезаны из молодого редиса.

— Зачем приехала, девушка? — спросил шофер, видя, что я несколько смущена необычностью сельского пейзажа.

— Работать приехала, — ответила я. — Буду здесь учительницей.

— Ты?! — воскликнул шофер. Он, казалось, был удивлен моим ответом. И так, чуточку недоверчиво скосив глаза, продолжал: — Такая красивая и молодая — и вдруг учительница. И вдруг Дубовая Роща!

— А что? — сказала я, думая о том, куда все-таки меня занесло и действительно ли это та самая Дубовая Роща, куда Министерство просвещения Абхазии направило меня преподавать русский язык. Кому, собственно, преподавать, где здесь люди и где их жилища? Сплошная зелень, сплошные горы, и только это красное черепичное пятно…

— Как ваше имя? — полюбопытствовал шофер, переходя на «вы».

— Наталья Андреевна, — сказала я.

Мне было неловко называть себя по отчеству. Но я понимала, что привыкать к этому надо и незачем откладывать.

— А фамилия?

— Боровикова.

— А я Омерке́дж-ипа́,— отрекомендовался шофер. — Я Сааткери́, а мой брат — Сит. Сит Омеркедж-ипа знаете кто? Летчик. Он летает здесь. Его все знают. Но меня знают лучше. Потому что я старший брат. Я работал у председателя райисполкома. Я работал у секретаря райкома. Я работал в райздраве. А сейчас работаю в сельпо… Если увидите вертолет, так и знайте: это летит Сит… А сколько вам лет?

— Двадцать три, — ответила я.

— А муж есть?

— Нет. Мне рано замуж.

Он покачал головой.

— И вы будете здесь одна?

Я сказала, что у меня очень скоро появятся ученики. Разве это называется быть одной?

— Да, — решительно сказал шофер. — Посмотрите на цветок. Видите? Желтый. Красивый. Он не может расти, когда один. Подойдите к нему поближе. Да, да, это пчела. Женщина тоже как этот цветок.

— У вас старые понятия.

— Пускай старые. Зато правильные… А вы знаете, что такое Дубовая Роща? Смотрите!

Шофер подошел к обочине и нагнулся к пыльной земле. Он поковырял ее ножом, который достал из-за голенища, и подал мне какой-то серый комок.

— Берите. Не бойтесь.

— Снег! — вскрикнула я.

— Да, снег, — спокойно сказал шофер. — На дороге пыль. Как пудра. Земля трескается от жары. А совсем рядом снег! Он оттуда.

Шофер указал на серый склон высокой горы, покрытой снежной шапкой.

— Все здесь такое. Люди тоже. Сердца у них как огонь. А на полсантиметра правее или левее — снег. Холод… Зачем вы приехали сюда? Разве в Гудаутском районе нет хороших сел? Возьмите Ачанда́ру, Дурипш, Ацы… Кто вас послал в Дубовую Рощу?

Мое смущение росло. Я думала о том, что вот уедет сейчас этот шофер, фыркнет за поворотом машина, и я останусь одна-одинешенька среди гор, у края гигантского ледникового языка, под палящим солнцем. И даже дороги к сельсовету не найду…

Шофер попрощался со мной за руку, сказав, что живет в соседнем селе, ближе к морю. Моя попытка всучить ему десятку не увенчалась успехом.

— Может быть, моих детей учить будете, — сказал он. — Не возьму… А дорога там, за орехом.

Оказывается, за кустом ореха начиналась тропинка, которая прямехонько вела к порогу сельского Совета.

Шофер подал машину назад, въехал на слежавшийся снег и рванул налево.

Машина укатила.

Я осталась одна среди клубов желтой пыли. Постояла немного, затем подняла с земли свой чемодан.

Итак, я вступаю в жизнь. Так непохожа она на шумную университетскую жизнь в Ростове-на-Дону! Было тихо, очень тихо. С солидным жужжанием проносились пчелы. Очень высоко парил кречет. Из травы неслись свистящие звуки. Пахло зеленью, еловой смолой.

Тропинка была узенькая, желтенькая и пыльная. Словно земля убегала в чащу молодых дубов.

Делать нечего, надо идти.

Здание сельского Совета двухэтажное, каменное. Нижний этаж напоминал скорее подвал: малюсенькие окна, тяжелая, окованная железом дверь. Наверх вела широкая каменная лестница без перил. Я недолго колебалась, куда идти: на втором этаже кто-то громко заговорил, очевидно по телефону. Я и пошла на голос.

У меня было такое ощущение, будто я поднималась в средневековый замок. Ступени весьма солидные. Половицы на открытой веранде не менее солидные, — по крайней мере, по возрасту они походили на днище скифской лодки, которую я видела в музее. Они были массивные, сплошь в трещинах. Шла на верный ориентир — дубовую дверь с резными наличниками и неказистой надписью. Многочисленные плакаты приглашали вносить деньги в сберегательную кассу, страховаться от пожара, вступать в члены Общества Красного Креста и Красного Полумесяца. Были тут объявления и о подписке на газеты и журналы.

Я открыла дверь и вошла.

В углу за столом сидел мужчина в шапке и кричал в телефонную трубку. Двое других, тоже в шапках, сидели справа и слева от него и внимательно прислушивались к его словам. Судя по всему, разговор был важный, ибо меня не скоро приметили.

Первым обратил на меня внимание тот, кто держал в руках трубку (несомненно, председатель). Он знаком пригласил меня присесть на скамью. А после ко мне повернулись и остальные двое. Один из них — толстый, розовощекий — предложил мне свой стул. А другой — блондин, точнее, альбинос, с белыми, как вата, волосами — тоже встал и сказал:

— Пожалуйста, пожалуйста…

Все трое, как по команде, сняли шапки.

Мне ничего не оставалось, как только сесть на один из предложенных стульев. Я почувствовала, что становлюсь объектом внимательного исследования трех пар мужских глаз, и, кажется, вся съежилась, кажется, сделалась такой маленькой и запуганной…