Георгий Демидов - Оранжевый абажур : Три повести о тридцать седьмом

Давно закрыт на Колыме ее единственный оловянный рудник. Нет больше и знаменитого «Дальстроя», генералы которого почти открыто хвастали, что ни людей, ни денег они не считают. «Особым» этот край более не называется, и сюда, надо думать, забредают теперь вездесущие туристы. Не исключено поэтому, что какая-нибудь из их групп наткнется в окрестностях заброшенного рудника на унылый, снова безымянный распадок, в котором внимание любознательных путешественников привлекут низенькие каменные гряды, протянувшиеся с одного конца необычайно длинной впадины до другого. Уж слишком эти гряды прямы и параллельны друг другу, чтобы быть естественными образованиями. Возможно, что по поводу их происхождения возникнет даже спор. И что спор этот кто-нибудь, возрастом постарше, остановит догадкой об истине. Тогда все умолкнут и будут смотреть на уходящие вдаль, напоминающие борозды, оставленные каким-то фантастическим плугом, каменные валы с чувством легкой жути и почтения, с каким любопытные люди всегда смотрят на памятники ужасов старины. Памятник погибшим только в одном из здешних лагерей заключения из множества разбросанных в этом краю еще двадцать лет назад выглядит, правда, не столь уж впечатляюще. До мемориальных сооружений Маутхаузена или Бухенвальда ему далеко. И все же тем, кто погребен здесь, в этом смысле еще повезло. Могилы подавляющего большинства бесчисленных жертв сталинских лагерей давно уже сровнялись с землей. И если бы кому-нибудь из еще живущих близких пришла в голову мысль отыскать место погребения отца, матери, мужа или брата, то осуществить ее оказалось бы невозможным даже в принципе.

Невозможно было бы указать хотя бы приблизительно и место захоронения заключенного, погребенного в распадке, носившем некогда неофициальное название Труба. Общая длина траншей, в которых хоронили здесь умерших, измеряется не одним десятком километров, а лагерные архивы, в которых хранился план этого кладбища, давно уже уничтожены. Да и кому это нужно, если говорить о каком-то начинающем юристе, наивно воображавшем по молодости, что закон в «государстве Сталина» является Законом, а не средством прикрытия беззакония. Близких у этого человека не было, на память же потомства он и подавно претендовать не может, так как не совершил в своей короткой жизни ничего выдающегося.

Другое дело — погребение юриста, прожившего гораздо дольше, совершившего очень много и сумевшего возвести в ранг закона даже беззаконие. Надпись на серой мраморной плите, вделанной в кремлевскую стену недалеко от Мавзолея Ленина, предельно лаконичная, как и все надписи тут. Ее тусклое золото гласит: «Андрей Януариевич Вышинский, 1889–1955». Остальное о покойном можно прочитать в томе Большой Советской Энциклопедии, подписанном к печати в конце 1951 года. Рядом с портретом хмурого старика в мундире дипломата сталинских времен перечисляются его главные деяния и даты пребывания на государственных постах. Сообщается также, что бывший главный прокурор Союза был не только выдающимся государственным деятелем, но и видным ученым, действительным членом Академии наук СССР. Не только практиком, но и крупнейшим теоретиком в области уголовного права. Вышинскому принадлежит множество печатных работ, больших и малых. Но особое место среди этих работ занимает его капитальный труд «Теория доказательств в советском правосудии». Главным образом за этот труд, вооруживший органы пролетарского суда и государственной безопасности СССР действенным правовым оружием для борьбы с внутренней контрреволюцией, великий юрист и был удостоен званий академика и лауреата Сталинской премии первой степени.

1969–1974

Орлов Ю. Опасные мысли: мемуары из русской жизни. М., 2008. С. 326.

Мандельштам О. Конец романа. «Паруса», 1922, № 1. С. 31–32

Аверченко А. Сочинения в двух томах. Т.І. Кипящий котел. М., 2001. С. 160.

Паперный В. Культура Два. 2-е изд., испр. и доп. М., 1996. С.304.

Предисловие относится ко времени, когда третья повесть «Два прокурора» еще не была написана. Прим. В.Демиовой.

Мышугене (или мишугине) — сумасшедший (идиш).

Промпартия — «промышленная партия», якобы созданная группой инженеров и техников в целях саботирования советской промышленности. Открытый процесс промпартии проходил в Москве в 1930. Глава промпартии, специалист по термодинамике Рамзин был приговорен к расстрелу, заменённому 10 годами тюремного заключения. В 1934 он возглавил одну из первых «шарашек», в 1936 освобожден по амнистии, в 1943 ему была присуждена Сталинская премия. С 1944 — заведующий кафедрой котлостроения в МЭИ. Умер в 1948.

Дашнаки — члены армянской националистической партии «Дашнакцутюн» («Союз»), основанной в 1890 в Тифлисе.

ОСО — Особое совещание при наркоме НКВД. Обладало правом заключения сроком до 10 лет, а в некоторые периоды и правом расстрела без суда и следствия.

КРД — контрреволюционная деятельность; АСА — антисоветская агитация.

Дальтон-план — система, при которой учащимся предоставлялась свобода в использовании учебного времени, название получила от г. Долтон (Dalton) в США. В 20-е годы эта система использвалась в СССР под названием бригадного метода.

Гохшуле (hochschule) — высшее учебное заведение (нем.).

Камерлинг-Оннес (Kamerlingh Onnes) (1853–1926) — нидерландский физик и химик, удостоенный в 1913 Нобелевской премии по физике за исследования свойств веществ при низких температурах.

Бурши-корпоранты — старшекурсники.

Дальтон-план — см. примечание на с.115.

Хабеас корпус (Habeas Corpus Act) — акт, принят английским парламентом в 1679 обеспечивает права обвиняемого и устанавливает правила ареста.

Репетицио эст матэр студиорум (repetitio est mater studiorum) — повторение — мать учения (лат.)

В 1933 г. по обвинению в шпионаже были арестованы служащие английской электротехнической компании «Метро-Виккерс». Главным обвинителем по этому делу был Вышинский.

Фуше (Fouche) Жозеф (1759–1820) — французский политический и государственный деятель. Голосовал за казнь Людовика XVI. При Наполеоне стал министром полиции и создал систему политической разведки и шпионажа. Вступил в тайные переговоры с Великобританией и уличенный в двойной игре был уволен. После поражения Наполеона поддерживал Бурбонов, в период «Ста дней» снова перешел на сторону Наполеона и опять занял пост министра полиции. Затем снова предал Наполеона, после чего был опять назначен министром полиции.