Георгий Демидов - Оранжевый абажур : Три повести о тридцать седьмом

Вечером в четырехместном закрытом вагонном купе, в котором возвращался домой Корнев, пустовало только одно место. Два других были заняты молодыми инженерами, ехавшими, как и он, до конечной остановки. Инженеры были сотрудниками какого-то московского проектного института, по разработкам которого в городе Корнева производилась реконструкция большого старого завода. Как всегда в подобных случаях, осуществление проекта наталкивалось на множество неувязок и недоразумений, и его авторы не раз выезжали на место для их ликвидации. Не в первый раз ехали на подопечный завод и те два специалиста, которые оказались попутчиками Корнева. Поэтому они довольно хорошо знали не только сам завод, но и город.

Все это в первые же полчаса сидения в купе рассказал ему тот из них, который казался моложе — словоохотливый, по-видимому, весьма добродушный и общительный молодой человек. В противоположность ему его коллега был молчалив и почти угрюм. Общительный, как это часто делают в пути болтливые люди, полюбопытствовал, правда, достаточно деликатно, кто такой их попутчик, москвич ли он, и если нет, то по какому делу ездил в столицу? Корнев ответил, что он адвокат, член коллегии защитников. А был-де в Главной прокуратуре СССР по делам одного своего подзащитного. Это сообщение еще больше оживило Общительного. Представитель такой профессии, как адвокатская, должен много знать о преступлениях и преступниках! Будет очень интересно послушать его рассказы на эту тему. Однако мнимый адвокат не оправдал его надежд. Корнев сказал, что почти не спал всю предыдущую ночь, измотался за день и теперь хочет отоспаться в вагоне, так как завтра ему тоже предстоит очень нелегкий день. Начинать его он должен с самого утра, а поезд прибывает на место очень рано, но пока доберешься домой, ложиться опять будет уже некогда. Все это было чистой правдой.

Общительный сразу же согласился с Корневым, и тот, забравшись на верхнюю полку, где проводница уже постелила постель, постарался поскорее уснуть. Но удалось ему это не сразу. Сказывалось нервное напряжение истекшего дня и неотвязные мысли о тяжелых хлопотах дня завтрашнего. Однако бессонница в молодые годы редко бывает особо упорной.

Проснулся Корнев от осторожного прикосновения. Его будил Общительный:

— Вставайте, товарищ адвокат! Через полчаса прибываем… — Сам он и его неразговорчивый товарищ были уже одеты и, судя по их мокрым волосам, уже побывали в туалете. Отправился туда и Корнев. Когда он вернулся и укладывал в свой чемоданчик мыло и зубную щетку, Общительный протянул ему билет, полученный у проводницы. Любезность услужливого парня этим не ограничилась узнав, что молодой адвокат, фамилию которого он не имеет чести знать, живет в том конце города, где находится реконструируемый завод, благодушный попутчик прямо-таки обрадовался возможности оказать ему уже существенную услугу. С этого завода за его постоянными консультантами должны были прислать машину. Было бы грехом не подвезти и своего соседа по купе. — Как, Вася, ты не возражаешь? — Вася, несмотря на всю свою угрюмость, не возражал.

Правда, он выразил это только коротким кивком головы. Корнев принял предложение охотно и с благодарностью. Без него ему пришлось бы либо торчать на вокзале до времени, когда начнет ходить городской транспорт, либо шагать пешком почти через весь город.

Завод не обманул своих столичных гостей. На площади перед вокзалом среди немногочисленных автомобилей, ожидающих прибытия московского поезда, находился и видавший виды заводской газик. Рядом с его водителем, хмурым, давно не бритым малым, уселся Общительный. Хмурость шофера объяснялась, наверно, необходимостью во время ночных дежурств спать в кабине своего драндулета, вместо того чтобы, как все люди, заниматься этим дома в постели.

Общительный пояснил, что едет он не на завод, как его товарищ по командировке, вынужденный пользоваться услугами заводского дома приезжих, а к своим знакомым, проживающим недалеко от центра города. Он всегда останавливается у них, когда приезжает в этот город. Хорошие люди, которые всегда бывают ему рады.

Сидя на заднем сидении рядом с молчаливым соседом, Корнев был этому даже рад, так как ему мешал думать своими разговорами не в меру болтливый инженер. А подумать было о чем. Скоро наступит день, быть может, самый ответственный в его жизни. Надо было заранее решить, с чего ему следует начинать этот день. Вариантов было два: с явки по месту службы или с раннего вторжения прямо в Центральную тюрьму. В первом случае он должен постараться сделать свою справку из Главной прокуратуры известной как можно большему кругу сослуживцев и таким способом предупредить кого следует, что он уже не так безоружен, как они, может быть, думают. Но при этом терялся эффект внезапности. Начальственный звонок в Центральную тюрьму неизбежно затруднит и отдалит получение результата, за которым в нее затем явится предусмотрительный прокурор. Можно поступить наоборот и нагрянуть в кабинет этой жирной лисы, начальника тюрьмы, еще до того, как в областном управлении станет известно о возвращении Корнева из его подозрительного вояжа. И не давая начтюру связаться со своими хозяевами из этого управления, сразу же прижать его к стене категорическим требованием немедленного «снятия побоев» подчиненными ему эскулапами у заключенного камеры № 83 корпуса специального назначения. Но это более чем рискованно. Известить свое начальство из НКВД о новом визите к ним неугомонного искателя правды тюремщики, конечно, смогут. И оттуда, еще не зная, что это для них теперь невыгодно, не замедлят дернуть за веревочку давно уже наверно настороженного капкана ареста. Пожалуй, все-таки, правильнее будет, если он начнет свой сегодняшний — уже сегодняшний! — день с представления своему непосредственному начальству. В схватке, которая потом начнется между ревностным блюстителем закона и его злокозненными нарушителями, эти нарушители выиграют, может быть, несколько дней. Но решающего значения такой выигрыш иметь не будет. Ссадины и кровоподтеки на теле избитого человека за это время не заживут.

Поглощенный своими мыслями, Корнев почти не смотрел по сторонам. Он не поднял глаз даже тогда, когда их газик, сделав крутой поворот, остановился. Ведь это значило только, что они подъехали к дому, в котором жили знакомые Общительного. Но тот почему-то не прощался со своими спутниками и не выходил из кабины. Может быть, шофер неправильно понял его объяснения и свернул не туда, куда надо? Но для чего он подал тогда два коротких сигнала?

Очнувшийся от звука этих сигналов, Корнев только теперь увидел через переднее стекло машины, что они стоят, почти упираясь радиатором в глухие закрытые железные ворота со смотровым оконцем в одной из створок. На фоне другой створки в смешанном свете хмурого утра и бледнеющего фонаря над воротами поблескивал штык часового. Потребовалось полсекунды, чтобы узнать въезд во внутренний двор здания областного управления НКВД. И еще столько же, чтобы сообразить, что он уже в том самом капкане, предотвратить срабатывание которого Корнев считал своей первоочередной задачей. Эти парни никакие не инженеры и вовсе не случайные его попутчики! Ловкость, с какой была подстроена для него коварная ловушка, казалась непостижимой. Но думать сейчас надо было не об этом. Что если выскочить из машины, перебежать узкий переулок, в который выходил боковой фасад здания НКВД, и нырнуть в один из дворов, примыкающих к небольшим домикам с садами? Открывать пальбу на улице эти молодчики не имеют права, и от их преследования, возможно, удастся спастись. А с началом рабочего дня в прокуратуре вступит в действие его спасительная справка. Хорошо, что она лежит у него во внутреннем кармане пиджака вместе с паспортом…