Саймон Скэрроу - Римский орел. Орел-завоеватель

— Итак, последний поединок! Справа от меня малый с мечом, крепкий и умелый воин… во всяком случае, по его словам.

Римляне насмешливо заулюлюкали. Если этот бритт такой уж распрекрасный боец, то как его угораздило оказаться здесь, где он вынужден сражаться за свою жизнь, потешая врагов?

Меченосец ухмыльнулся, а потом неожиданно воздел руки и издал пронзительный боевой клич. Зрителям это понравилось, и они разразились одобрительными восклицаниями.

Носитель орла дал им покричать, а потом снова призвал к тишине и возгласил:

— Слева от меня, с трезубцем, бывший оруженосец какого-то варварского вождя. То есть, надо полагать, он носил оружие, а не пользовался им. Сдается мне, эта схватка будет забавной и недолгой. Так что позволю себе напомнить вам, разленившиеся бездельники, что после полуденного сигнала отдых заканчивается. Все возвращаются к обычным обязанностям.

По рядам зрителей прокатился стон, но скорее притворный, и распорядитель добродушно улыбнулся:

— А теперь, бойцы, — по местам!

Носитель орла попятился к краю арены-поляны, зеленая травка которой приобрела красноватый оттенок там, где падали участники предыдущих боев. Противников повернули друг к другу лицом. Меченосец поднял клинок, прикрылся щитом и сгорбился, приняв низкую стойку. Верзила с трезубцем, напротив, стоял прямо и оружие свое держал вертикально, чуть ли на него не опираясь. Его худощавое лицо оставалось совершенно бесстрастным. Легионер дал ему пинка, указывая, что следует подготовиться к схватке, но он лишь поморщился и почесал ушибленную голень.

— Надеюсь, ты не поставил на него слишком много, — заметил Макрон.

Катон промолчал. Он сам не понимал, что себе думает этот малый с трезубцем. Вроде бы, приняв оружие, варвар опробовал его с уверенностью и знанием дела, а теперь держал как метлу. Да и вообще он выглядел равнодушным ко всему, словно впереди его ждала нудная муштра, а не смертельная схватка. Лучше бы ему собраться с силами.

— Начинай! — зычно скомандовал носитель орла.

В тот же миг меченосец устремился к находившемуся в пятнадцати шагах перед ним противнику. Тот по его приближении опустил древко трезубца и ткнул им меченосца в горло. Коренастый воин отбил трезубец в сторону и замахнулся, чтобы нанести мечом смертельный удар, но просчитался. Его соперник вместо того, чтобы вернуть оружие в прежнее положение и попытаться, на что ушло бы время, произвести новый выпад, просто с маху всей плоскостью трезубца ударил меченосца по голове. Тот рухнул на траву и там затих, пребывая в полнейшем ошеломлении, а его противник уже заносил над ним руку для завершающего рокового удара.

— Вставай, сонный ублюдок! — взревел Макрон.

Долговязый пленник обрушил трезубец на распростертую фигуру, но этот, казалось бы, с виду неотразимый, смертоносный удар в последнее мгновение был отбит резким ударом меча. Правда, трезубец все же задел меченосца, но не вошел ему в горло, и малый отделался лишь рваной царапиной на плече.

Коренастому бойцу был преподан урок, и он, надо отдать ему должное, мигом его усвоил — стремительно откатился в сторону и оказался на ногах, в боевой стойке. Пренебрежения к противнику не осталось и в помине. Верзила, в свою очередь, вырвал трезубец из земли и выставил перед собой. Лицо его исказилось от ярости. Обоим бойцам теперь было не до бравады.

— Ну, давай! — крикнул Макрон. — Выпусти ублюдку кишки!

Катон, в отличие от своего командира, стеснялся выражать чувства криками, но, хотя юноша и недолюбливал забавы подобного рода, пальцы его от волнения непроизвольно стиснулись в кулаки. И он, конечно же, желал успеха тому, на кого поставил.

Меченосец стремительно сместился в сторону, явно проверяя реакцию противника, а заодно и пробуя выяснить, не был ли недавний успех того результатом случайного везения. Но спустя долю мгновения трезубец вновь угрожал его горлу. Зрители разразились одобрительными возгласами. Поединок обещал быть интересным, чего мало кто ждал.

Внезапно боец с трезубцем совершил обманный маневр, но последовавший за этим выпад не достиг цели. Противник, сохраняя защитную стойку, молниеносно отпрянул.

— Хороший отскок! — воскликнул Макрон, стукнув кулаком по ладони. — Славные бойцы, оба. Будь в их войске таких побольше, пожалуй, это нам бы сейчас пришлось драться друг с другом им на потеху. Хороши, очень хороши!

— Да, командир, — напряженно отозвался Катон, не сводя глаз с кружившей под лучами яркого солнца по зеленой, запятнанной кровью траве пары.

В окружавшей лощину дубраве с неуместной при таких обстоятельствах беззаботностью щебетали птицы. На какой-то момент Катон и сам ощутил резкий диссонанс между грубыми выкриками солдат, призывавших двух бриттов к убийству, и безмятежной гармонией природы. В Риме он относился к гладиаторским боям с неодобрением, но сейчас зрелище захватило его, не говоря уж о том, что выразить вслух неодобрение в обществе привычных к крови и смерти солдат означало выказать себя презренным неженкой и слабаком.

Несколько раз оружие противников со звоном и лязгом сталкивалось, но ни один удар не приносил результатов, и они снова принимались кружить по траве. Очень скоро зрителям это надоело, послышались раздраженные крики, и распорядитель, откликаясь на настроение толпы, подал знак находившимся позади бойцов людям, державшим в руках раскаленные на концах до свечения металлические пруты, предназначавшиеся для того, чтобы добавлять слишком вялым гладиаторам прыти. Верзила с трезубцем с высоты своего роста первым углядел человека с прутом за спиной меченосца и, видимо смекнув, чем это может обернуться, устремился в яростную атаку. Он сменил тактику и теперь не целил в горло, а бил с размаху по мечу, норовя обезоружить противника. Тот отражал все удары, действуя попеременно то мечом, то щитом, однако долговязый бритт теснил его к краю арены, прямо на раскаленные металлические пруты.

— Давай! — заорал охваченный возбуждением Катон, потрясая сжатым кулаком. — Дожимай его!

Воздух разорвал пронзительный крик. Пятясь, коренастый боец натолкнулся спиной на раскаленное железо и, непроизвольно подавшись вперед, сам напоролся на трезубец. Один из зубцов вонзился ему в бедро, вырвав кусок плоти и оставив зияющую рану. Кровь потекла по ноге, орошая траву. Но, даже будучи раненым, меченосец сумел быстро сместиться в сторону, уклонившись и от раскаленного стрекала, и от очередного тычка трезубцем. Он отскочил на безопасное расстояние, но легионеры, поставившие на него деньги, неистово завопили, требуя, чтобы тот не уклонялся и отступал, пока совсем не ослабнет от потери крови, а использовал имеющуюся еще у него возможность атаковать, чтобы сойтись с долговязым бриттом вплотную. Тогда длина древка трезубца превратилась бы из преимущества в недостаток.