Джон Престон - Раскопки [litres с оптимизированной обложкой]

– Как насчет пропустить по стаканчику? – сказал один из них.

Двое других начали смеяться. Ободренный их реакцией, первый парень продолжил:

– Как жаль, что такая милая девушка совсем одна. Разве у тебя нет любимого, чтобы прижать к сердцу?

Я остановилась – пройти мимо них, не выходя на дорогу, у меня бы не вышло.

– Может, один из нас поможет тебе в этом деле? – продолжал парень, уверенность его росла. – У нас тут есть Джеки. Он дуреет, когда выпьет, но зато говорят, что он очень нежный.

Я хотела сказать, чтобы он не глупил и дал мне пройти. Но почувствовала, что краснею. Даже больше – я становилась пунцовой, и корни моих волос словно горели.

– Или вот Винсент, – сказал он. – Если уж он что вобьет себе в голову, то пиши пропало. Да, Винс? И еще есть я, конечно. Итак, кого из нас, счастливчиков, ты предпочтешь?

От смущения меня словно парализовало. Как будто меня выставили на всеобщее посмешище и издеваются надо мной. Развернувшись, я пошла обратно, скрестив руки на груди. Сзади послышался мужской смех, уже не смущенный, а более громкий, чем раньше. Смех преследовал меня до самого отеля. Когда я открыла дверь в номер, то увидела телеграмму, лежащую на полу.

«Полная неразбериха ТЧК Все затянулось ТЧК Вернусь как только смогу ТЧК Люблю Стюарт ТЧК»

На следующий день приехал Фрэнк Граймс. Он напоминал кролика и был одет в хорошо выглаженный темно-синий комбинезон. Он очень официально поклонился мне, как какой-нибудь китайский чиновник. Филлипс сказал, что мы с ним будем работать вместе. Я решила, что, раз приехал Граймс, значит, Филлипс вернется к руководству раскопками снаружи корабля. Однако я оказалась не права.

Тем утром Граймс обнаружил кучу спутанного багрянистого металла. По форме находка была почти что круглой, сферической формы. Он поднял ее наверх и положил на траву. В таком виде находка выглядела еще более причудливо, чем в земле, – словно потрепанный набор старой кухонной утвари.

Стоя наверху, я заметила, что с поля, которое находилось неподалеку, начали собирать урожай. Две лошади тянули жатку по созревшему ячменю.

Лопасти медленно вращались, вздымая облако пыли и мякины. Через каждые несколько ярдов лошадей останавливали, чтобы расчистить завал или сдвинуть попавшийся на пути камень. Затем человек, сидевший на жатке, щелкнув поводьями, снова пускал лошадей.

Настроение у Филлипса почему-то ухудшилось. Он с трудом заставил себя пожелать мне доброго утра и, кажется, больше ни с кем не общался. После обеда я отправилась на его поиски, чтобы спросить, что он хочет, чтобы мы с мистером Граймсом делали дальше. Мы закончили с одной стороной камеры, и я решила, что лучше свериться с Филлипсом, прежде чем приниматься за что-то еще.

Я нашла его возле насыпи. Он стоял, уперев руки в бока, и кричал на племянника миссис Претти:

– Разве я не говорил, что тебе нельзя бродить вокруг и фотографировать как вздумается! Втыкаешь свое оборудование и повсюду оставляешь следы!

Мне показалось, что Филлипс несправедлив. Как бы неряшливо ни был одет племянник миссис Претти, он старался быть как можно более аккуратным. Всегда спрашивал, не мешает ли он, и только тогда начинал фотографировать. Что касается следов, то это тоже вряд ли, ведь он ходил в кедах. Старые и сбитые, но все же кеды.

– Да, фотографический отчет о раскопках – вещь полезная, – продолжал Филлипс на том же уровне громкости, что и раньше. – Не спорю, но впредь спрашивай моего разрешения, только потом можешь фотографировать. Понял?

Племянник миссис Претти наклонил голову в сторону и втянул щеки, отчего его скулы стали сильно выделяться на лице. Он выглядел так, словно изучал Филлипса, будто никогда раньше он с такими людьми не сталкивался и поэтому хотел рассмотреть его с близкого расстояния. На мгновение его глаза стрельнули через плечо Филлипса – туда, где стояла я, но затем он перевел взгляд обратно.

Филлипс тем временем еще не закончил. Казалось, он готовится к новому нападению. Но тут я шагнула вперед и сказала:

– Мистер Филлипс, можно с вами поговорить?

Он даже не обернулся.

– Не сейчас. Подождите, когда я закончу.

Он вновь был готов продолжать распекать племянника миссис Претти.

– А где подождать? – спросила я. – Здесь? Может, мне вернуться в камеру и подождать там?

Тут он развернулся на месте, причем с удивительной ловкостью.

– Ждите где хотите, ради всего святого!.. Не важно. Мы закончили.

Он ушел, пройдя мимо меня. Наверное, я могла бы пойти за ним, но смысла в этом не было. Затем племянник миссис Претти обратил свое внимание на меня. Уголок его рта слегка подрагивал. Я не могла понять, то ли он так разнервничался, то ли пытался подавить смешок.

– На вашем месте я бы держался от меня подальше, – сказал он. – Я в немилости.

– Так я и поняла.

– Что это на него нашло?

– Не знаю. Может, плохой день.

– У него каждый день плохой.

Племянник миссис Претти несколько раз провел рукой по волосам, будто пытаясь смахнуть воспоминания о Филлипсе. Затем он убрал руку и как-то невесело усмехнулся.

– Думаю, он успокоится. Понимаю, обстоятельства так себе, но мы, кажется, до сих пор незнакомы. Я Рори. Рори Ломакс.

– Пегги Пигготт.

Мы пожали друг другу руки.

– Я здесь всего на несколько дней, – сказал он.

– Знаю… Видела палатку, в которой вы живете, – добавила я, не зная, что еще сказать.

Он был весьма удивлен, даже смущен.

– Ну, я не то чтобы живу в палатке. В том смысле… Я всегда могу принять ванну в доме. И вещи для меня стирают. Жульничаю.

Он сделал паузу, словно обдумывая, что сказать дальше.

– Поверьте, нет ничего лучше, чем спать под открытым небом. Во всяком случае, в это время года. Лежишь в палатке, слушаешь соловьев.

– Соловьев? – спросила я удивленно.

– Ну, большинство уже улетело, конечно. Но некоторые еще здесь. А что? Разве вы их не слышите?

– Только по радио, – ответила я.

Теперь удивился он.

– По радио? – переспросил он.

– Не важно…

Пока мы разговаривали, подошел дворецкий Грейтли и предложил лимонада.

– Что скажете? – спросил Рори Ломакс. – Я бы не отказался.

Мы взяли с подноса стаканы, и Рори предложил присесть. Я не видела причин немедленно возвращаться к работе (учитывая настроение Филлипса), поэтому мы немного прошлись и уселись в глубокой бархатной тени под тисовыми деревьями.

– Итак, – начал Рори, – что это за история с соловьиными трелями по радио?

– Боюсь, долго придется рассказывать.

– Я готов послушать.

Конечно, я пожалела, что не удержала язык за зубами. Но показаться грубой мне не хотелось, поэтому другого выбора у меня не было и я начала рассказывать.

– Есть виолончелистка Беатрис Харрисон, – начала я. – Любимая виолончелистка сэра Эдварда Элгара. Хотя это и не относится к делу… В общем, летом она любила музицировать не дома, а в саду. Однажды вечером она играла музыкальную пьесу и услышала, что вместе с ней поет соловей. Сначала она подумала, что это просто странное совпадение. Чтобы понять, так ли это, она начала играть гамму. И соловей ее тоже подхватил.