Джон Престон - Раскопки [litres с оптимизированной обложкой]

– Конечно. Терять надежду еще рано.

– Спасибо, дорогая, – сказала миссис Претти. – Это все, что я хотела узнать.

В тот день от Стюарта больше никаких вестей не последовало. Только вернувшись в гостиницу, я вспомнила, что надо бы подумать, в чем я пойду на вечеринку миссис Претти. Не то чтобы у меня был большой выбор: единственный вариант – наряд, в котором я отправлялась в наш медовый месяц. По настоянию Стюарта его для меня специально сшил мистер Молино с Бонд-стрит. И жакет, и юбка были из красно-коричневого шелка, а пуговицы – из позолоченной бронзы.

Когда переоделась и встала перед зеркалом, я вдруг увидела мускулистую девушку с фермы. Я моргнула, надеясь, что она исчезнет. Но она все еще была там, упрямо смотрела на меня. Плечи стали шире, запястья – толще. Руки были грубыми, как у моряка. На груди виднелся яркий V-образный участок загорелой кожи, который с воротником жакета смотрелся нелепо. Единственным утешением было то, что хотя бы Стюарт в таком виде меня не увидит.

Ночью шел дождь. Когда я шла к курганам, под ногами хлюпала трава. Мы смахнули воду с краев брезента и вытерли остатки плохо пахнущими губками. Мужчины уже установили ряды деревянных стульев под выровненной кучей грунта. Стульев было гораздо больше, чем я ожидала – около сотни.

Сразу было ясно, что как следует поработать в этот день у нас не выйдет. В два часа Филлипс объявил перерыв и сказал, что надо идти готовиться к вечеринке.

Миссис Претти предложила мне воспользоваться спальней в доме, чтобы переодеться, но мне комфортнее было в пастушьей хижине. Почему-то мне казалось, что если я буду переодеваться в доме, то от меня будут ждать более значительного преображения.

Чтобы ко мне никто не ворвался, снаружи меня сторожил Роберт. Я надела костюм и повесила на шею золотое ожерелье с рубинами, принадлежавшее моей бабушке, надеясь, что с ним моя подгоревшая кожа станет не такой заметной. Когда я вышла, у подножия насыпи уже стояли столы на козлах, покрытые белыми скатертями. Бутылки с хересом, бокалы, чашки и блюдца ожидали начала вечеринки. Музыканты из вудбриджского оркестра «Силвер Банд» в своих великолепных костюмах расставляли инструменты и раскладывали ноты. Между металлическими ножками стоек беззаботно прыгали зайцы.

– Готовы? – спросил у меня Чарльз Филлипс.

Он переоделся в светло-коричневый костюм и надел более крупный галстук-бабочку; из нагрудного кармана у него выглядывал платок в тон.

– Так, – начал он, – уверен, мне не нужно говорить, что главное – это конфиденциальность.

– Конфиденциальность?

– Если о наших делах станет известно, то спокойной жизни нам не видать. Понаедут журналисты и прочие ужасные люди. Тебе наверняка будут задавать множество глупых вопросов. Так что постарайся не выдать больше, чем нужно. Понятно?

– Понятно, – ответила я.

– Вот и молодец.

В пять часов дирижер постучал палочкой, поднял руки, и оркестр заиграл «Лондондеррийскую мелодию». Вскоре прибыли первые гости. Они выходили из дома Саттон-Ху небольшими группами. Когда первая из них приблизилась, Филлипс пробормотал:

– Господи, помилуй!

Группа состояла из трех мужчин и женщины. Двое мужчин и женщина были одеты в твидовые костюмы, а на третьем мужчине был костюм из материала, похожего на тот, из которого был сшит костюм Филлипса. Но у мужчины покрой костюма был значительно лучше. Судя по тому, как струился материал, когда он шел, его, видимо, делали на заказ. Когда третий мужчина увидел Филлипса, он на мгновение остановился, а затем двинулся ему навстречу, правда, медленно.

– Добрый день, мистер Филлипс, – сказал он.

– Добрый день, Рид-Моир, – ответил Филлипс. – Могу я представить вам миссис Пегги Пигготт? Это мистер Рид-Моир и мистер Мэйнард. Из Ипсвичского музея, – добавил он.

– Очень приятно, – спокойно сказал мистер Рид-Моир. – Позвольте представить вам моих друзей, сэра Джозефа и леди Виверс. Это Чарльз Филлипс, из кембриджского Селвин-колледжа… Сэр Джозеф, как вы, я уверен, знаете, лорд-наместник Саффолка.

– Вы из Селвина? – спросил сэр Джозеф, когда мы все пожали друг другу руки. – Вы знаете Вагстаффа? Из Эммануэля?

– Кажется, нет, – сказал Филлипс.

– А. П. Вагстафф?

Филлипс покачал головой.

– А. П. Вагстафф, палеонтолог? – упорствовал сэр Джозеф.

Филлипс снова покачал головой. Видимо, продолжать разговор он не намеревался. А сэр Джозеф, кажется, не знал, что еще сказать. Он озадаченно глядел на Филлипса, и тогда Рид-Моир произнес:

– Я так понимаю, вы окажете нам честь и выступите с речью.

– Будет речь? Как прекрасно, – сказала леди Виверс.

– Краткое обращение, – согласился Филлипс. – Ничего особенного.

– Надеюсь, в своем кратком обращении вы отдадите должное Ипсвичскому музею, – сказал Рид-Моир.

Филлипс ничего не ответил.

– И конечно, сэр Джозеф и леди Пейшенс с большим нетерпением ждут возможности увидеть находки. Как и все мы.

– Мы с Джозефом уже несколько дней только об этом и думаем, – сказала леди Пейшенс. Филлипс повернулся к ней:

– Тогда, боюсь, вы будете разочарованы.

– Я… В каком смысле?

– Вы хотите сказать, что находки увезли? – спросил Рид-Моир.

– Нет, этого я не говорил. Кое-что все еще здесь. Однако мы решили, что не будем их показывать.

Рид-Моир сделал шаг вперед.

– Позвольте вам напомнить, что сэр Джозеф и леди Пейшенс – мои личные гости, – сказал он тихо, как будто украдкой. – Кроме того, если бы не Ипсвичский музей, то раскопки так бы и не начались.

– Может, и так. Тем не менее миссис Претти очень беспокоится о сохранности находок. И на мой взгляд, это правильно.

– Так, послушайте, Филлипс… – начал Рид-Моир, делая еще один шаг вперед.

Филлипс смотрел на него с отстраненным интересом, будто Рид-Моир вздумал попытаться взобраться на его рубашку. В этот момент появились другие гости. Не зная, что происходит, они начали разговаривать с Филлипсом. В это время Рид-Моир повел сэра Джозефа и леди Виверс в сторону курганов. Я тоже воспользовалась возможностью ускользнуть. Люди выстраивались по краям траншеи и заглядывали внутрь корабля. Защищая глаза от солнечного света одной рукой, другой они тянулись за сэндвичами и пирожными.

Оркестр тем временем исполнял гимны и спокойные версии строевых песен. Где-то через полчаса по подсказке Грейтли и другой прислуги, все сели за стол, чтобы послушать Филлипса. Я садиться не стала, а встала в сторонке.

Оркестр перестал играть, и Филлипс прошел перед креслами. Он дождался абсолютной тишины, а затем объявил:

– Из-за риска оползней мы решили, что пускать на трибуну никого не будем.

Послышался разочарованный вздох. Филлипс не обратил на это внимания. Держа одну руку в кармане пиджака, он приступил к беглому и удивительно неувлекательному рассказу о том, как обнаружили корабль.