Джон Престон - Раскопки [litres с оптимизированной обложкой]

– Вы, должно быть, жена мистера Брауна, Мэй, – сказала она. – Я так много о вас слышала.

– Правда? – спросила явно удивленная миссис Браун.

– Да. Я знаю, как сильно мистер Браун скучал по вас, пока был здесь.

– Скучал? – сказала миссис Браун, удивляясь все больше.

Миссис Претти оглядела всех нас по очереди, ненадолго задержав взгляд на своем племяннике и мне.

– Надеюсь, вы все получили удовольствие от сегодняшнего дня.

– Конечно, – сказала я.

– Я рада… Думаю, все прошло весьма хорошо.

Ее брови слегка приподнялись.

– Если не считать отдельных инцидентов.

Странным образом, Роберт стоял рядом с матерью совершенно спокойно и ничего не говорил.

– Ну здравствуйте, молодой человек, – сказал мистер Браун.

Роберт посмотрел на него, и, казалось, он пытался придумать, что ответить.

– Здравствуйте, мистер Браун, – сказал он.

Люди начали расходиться. Они приходили попрощаться с миссис Претти, выстраивались в очередь, чтобы поблагодарить ее за гостеприимство. По скошенной траве метались удлиняющиеся тени. Только когда большинство гостей ушли, Рори спросил:

– Чем думаешь заняться дальше?

– Не знаю, – сказала я. – Я еще не решила.

– Хочу знать, есть у тебя какие-нибудь планы или нет.

– Планы?

– На вечер. Я подумал, может, ты захочешь прогуляться по лесу. Вдруг повезет – и мы услышим соловья. Обещать не буду, я говорил, для них уже поздновато. Но буду рад твоей компании, если захочешь присоединиться.

– Я с удовольствием.

– Только сначала надо переодеться. Ты же не пойдешь вот так.

– А так нельзя?

– Нет, конечно. Для леса ты одета слишком красиво. И я бы прихватил свитер. Когда сядет солнце, станет довольно прохладно. Давай встретимся у корта. Часов в восемь?

– Договорились, – сказала я.

Когда я пришла к корту, Рори меня уже ждал. На нем было длинное пальто в елочку, которого я до этого не видела, и кепка, надетая на этот раз правильно.

– Привет, – сказал он и протянул флягу-термос. – Я захватил кофе, на случай если замерзнем.

Гаревая дорожка огибала дом и пересекала луг – точнее, то, что, видимо, когда-то было лугом, а сейчас там все заросло орляком. По левую сторону от нас тянулась белая изгородь из тына. Я почувствовала сладкий, приторный запах чабреца, потом жимолости, а затем – так же сильно – дикого чеснока. Запах был таким сильным, что казалось, кто-то растер растения в руках, а затем поднес их к моему носу.

Рори включил фонарик.

Луч света освещал наш путь. В конце тропинки виднелись ступеньки, ведущие в лес. Когда мы оказались на другой стороне, он сказал:

– Дальше склон будет намного круче. Смотри внимательно, куда наступаешь – здесь повсюду кроличьи норы. И аккуратнее с колючками.

Мы шли сквозь деревья, шаги отдавались приглушенным стуком. Луч фонаря покачивался. Реку на этом пути я не видела, но по склону дул прохладный ветерок. Запах теперь был совсем другим, но почти таким же сильным. Под ногами был сухой песок, присыпанный хвоей.

Я споткнулась и, сама того не желая, вскрикнула.

– Вот, – сказал Рори. – Держи руку. Ненадолго, пока дорога не станет ровнее.

Я почти сразу же взяла его за руку. И тут же все мои мысли сосредоточились на моих пальцах. Через несколько минут дорожка выровнялась и превратилась в узкую полоску, которая шла вдоль берега.

– Может, здесь? – спросил Рори и отпустил мою руку.

Мы оба уселись. Все вокруг было усыпано сухой листвой, и мы будто сидели на подушках.

– Кофе?

Хотя кофе мне и не хотелось, я решила не отказываться, раз Рори потрудился и прихватил с собой термос. Он налил чашку и протянул мне. На вкус кофе был мерзким, как горелое печенье, но я все равно пила.

– А себе нальешь? – спросила я.

– У меня только одна чашка. Вторую я, дурак, забыл.

– Отпей у меня.

– Да нет.

– Я настаиваю, – сказала я и протянула ему чашку.

Он выпил то, что осталось, а затем налил себе еще. Допив, он сдвинул кепку назад и выключил фонарик.

– Остается только ждать и надеяться, что повезет, – сказал он. – Большинство соловьев уже разбились на пары. Остались лишь отдельные птички. Менее удачливые. Говорят, от отчаяния они поют еще сильнее.

Мы сидели в тишине. Рори откинулся назад, прислонившись головой к стволу дерева. Я сидела, обхватив руками колени. Через деревья виднелись серебристые полоски лунного света на воде. Через некоторое время он сказал:

– Ты хорошо знаешь эту часть света?

Фраза прозвучала так торжественно, что я чуть не расхохоталась.

– Нет, – ответила я. – Я тут раньше не бывала.

– В первый раз, когда я приехал сюда, мне совсем не понравилось. Все плоское и безликое. А когда люди говорили, как им здесь нравится, я не мог понять, о чем они вообще. Но со временем проникаешься. Возможно, именно отсутствие разнообразия заставляет подмечать всякое.

– Что, например?

– Не знаю. Мелочи. Мимо которых мы обычно просто проходим.

– А где ты вырос? – спросила я.

– В Эссексе, – ответил Рори. – Недалеко от Челмсфорда. Знаешь это место?

Я покачал головой.

– Там тоже красиво, конечно. Но по-другому. Там выращивают фрукты. Для варенья, – сказал он почти так же торжественно, как и раньше.

– Варенья?

– Да.

Над верхушками деревьев появилось несколько звезд. Внизу листва слишком густая, чтобы проникал свет, и вокруг стало совершенно темно.

– А что насчет тебя? – спросил он.

– А что насчет меня?

– Откуда родом твои предки?

– Не уверена, что у меня есть предки, – сказала я.

– Как это понимать?

В темноте почему-то хочется вести откровенные разговоры, да так, что иногда даже сам не осознаешь, как начинаешь рассказывать о себе что-то такое. Вот и я, сама от себя того не ожидая, рассказала Рори, как умер мой отец, когда я была еще совсем маленькой. И как нас четверых – двух моих сестер, брата и меня – взяли к себе дядя и тетя.

– Твой папа погиб на войне? – спросил Рори.

– Нет, – сказала я. – Нет, не погиб. Он утонул. Мы поехали на каникулы в Корнуолл. У него случались эпилептические припадки. С детства. Должно быть, приступ случился, когда он плавал. Я видела, как его вытаскивали из воды. Ему пытались сделать искусственное дыхание рот в рот, но я думаю, что к тому времени он уже был мертв.

– Наверное, тебе было очень тяжело.

– Это было очень давно.

– А мама?

Закрыв глаза, я почувствовала себя так, будто перенеслась на вершину скалы. Меловой утес, высоко над морем, и передо мной расстилается дикая синева.

– Мама сбежала с армейским врачом за несколько месяцев до смерти отца, – сказала я.

Рори ответил не сразу. Я подумала, что, наверное, он не одобряет – то ли мою откровенность, то ли то, что со мной произошло.

– Она умерла вскоре после этого?