Джон Престон - Раскопки [litres с оптимизированной обложкой]

– Мы отправились сегодня утром. В четыре часа. Но, боюсь, мы все равно опоздали.

– Об этом не стоит беспокоиться. Скажите мне, моя дорогая, что вы планируете делать теперь?

Ее глаза встретились с моими. Во взгляде было что-то совершенно опустошенное. И все же я почувствовала, что если буду разговаривать с ней, то смогу поддержать ее, не дам скатиться в полное разочарование.

– Стюарту предложили кое-какую работу от университета, – сказала она. – Недалеко от Уффингтона в Беркшире. Там большой форт бронзового века.

– И вы, конечно, будете ему помогать.

Она кивнула, затем слабо улыбнулась.

– Он, конечно, очень сильно от вас зависит.

– Ой, сомневаюсь, – сказала она.

– Не сомневайтесь, моя дорогая. Ни на секунду. У вас ведь такая интересная жизнь.

– Правда?

– Несомненно. Ваша работа наверняка приносит столько удовлетворения.

Она не отводила взгляда.

– Да… – сказала она, и подбородок ее слегка приподнялся. – Да, так и есть.

– И я уверена, что и впредь она будет приносить вам только радость. Ваша радость и опора.

Затем я взяла ее за руку. Прошло не так много времени, и в дверях показалась голова Чарльза Филлипса. Его глаза несколько раз прошлись туда-сюда от меня к Пегги и обратно. А затем он сказал:

– Ага… Нам просто стало интересно, куда вы запропастились.

Рид-Моир и Мэйнард всю неделю приставали ко мне, пытаясь выяснить, что миссис Претти намерена делать с сокровищами. Я сказал им обоим (Риду-Моиру в особенности), что понятия не имею. Я мог бы добавить, что меня это и не касается. По словам Мэйнарда, лорд Черчмен, табачный барон, предложил построить в Вудбридже специальный музей, где все это будет храниться. Это при условии, что миссис Претти захочет выставить сокровища на всеобщее обозрение. Насколько я знаю, она собирается снова спрятать их под кроватью Роберта.

После слушания у меня еще не было возможности поговорить с ней и спросить об этом или о чем-то еще. Она почти не выходит из дома. Думаю, ей бы хотелось, чтобы я уехал. В конце концов, больше мне здесь делать нечего. Но каждый раз, когда я говорю об этом Грейтли, мне отвечают, что миссис Претти просит меня остаться еще на некоторое время. При условии, что я сам не против.

Я говорил, что не против. Конечно, отчасти мне хотелось вернуться домой, увидеть Мэй, но, с другой стороны, мне нужны деньги. Все же дело не только в этом. Что-то еще удерживало меня там. Несмотря на все, что произошло, я не мог заставить себя уехать.

Два дня я собирал крыжовник в плодовых садках и еще два провел, подстригая растения. Пару раз Роберт ко мне приходил, но надолго не задерживался. Предполагаю, что с тех пор, как закончились раскопки, я стал для него не таким интересным. В течение нескольких недель ходили разговоры о том, что из Сандрингема с визитом приедет королева. Очевидно, находки ее очень заинтересовали. Но в итоге ей пришлось прервать свою поездку и вернуться в Лондон.

Как-то вечером я вернулся к себе и обнаружил, что почтальон принес мне посылку. Внутри я обнаружил пять банок моего любимого табака для трубки – «Черная амброзия МакБарена». Вместе с банками лежала записка:

Дорогой Бейзил, надеюсь, это тот самый табак. С большой благодарностью и наилучшими пожеланиями,

Я был так удивлен, что даже открыл одну из банок – хотел убедиться, что она не пустая. В последние несколько недель мои мысли о Филлипсе были далеки от христианской морали. Но меня все равно тронула его щедрость. В ответ я поблагодарил его и выразил надежду, что мы скоро встретимся снова.

Тем временем погода менялась. Листья начинали желтеть. Я сказал Грейтли, что оставлять ладью открытой больше нельзя, и попросил узнать у миссис Претти о ее планах. Передав сообщение миссис Претти, он вернулся ко мне и сказал, что я могу делать с ней все, что посчитаю нужным. Он также сказал, что я могу снова воспользоваться услугами Уилла и Джона, но я решил, что справлюсь сам.

Проще всего накрыть корабль брезентом, уложить его по линиям заклепок, а затем накидать веток и сухого папоротника. Этого будет достаточно, чтобы защитить его от непогоды. По крайней мере, на данный момент. Кроме того, его не будет видно с воздуха. Сверху я положил слой хвойных веток, чтобы он не выделялся. Получилось даже лучше, чем я ожидал. С расстояния в 100 ярдов ни за что не догадаешься, что там что-то есть.

Под конец дня я выходил из леса, волоча за собой несколько последних веток лиственницы, как тут увидел миссис Претти, стоящую у пастушьей сторожки. Сначала я подумал, что она принесла свой зонд. На мгновение мне даже пришло в голову, что она хочет, чтобы я раскопал еще один курган. Но когда подошел ближе, то увидел, что в руках у нее трость. Осмотрев, что я сделал, она сказала:

– Я могла бы предложить вам еще несколько дней работы, мистер Браун. Если вас заинтересует. Я подумала, не могли бы вы помочь нам с бомбоубежищем. В доме нет подвалов, и я боюсь, настало время принять все возможные меры предосторожности.

Она сделала паузу и ткнула в землю концом своей палки.

– Придется еще покопать.

Я сделал вид, что обдумываю ее предложение, хотя на самом деле тут и думать было не о чем.

– Спасибо за предложение, миссис Претти, – сказала я. – Буду рад.

Чтобы соорудить бомбоубежище, у нас с Уиллом и Спунером ушло три дня. Мы выкопали яму глубиной в десять футов, а затем опустили туда полукруг из гофрированного железа. Затем засыпали все двумя футами земли и покрыли дерном.

Все то время, что я работал у миссис Претти, я не читал газет и не слушал новостей, да и во время работы мы почти не разговаривали – разве что о пустяках. Но я, казалось, все равно знал, что творится в мире. Все знали. От такого не спрячешься.

Утром второго дня пришел Уилл и сказал:

– В одиннадцать часов будет обращение премьер-министра. Дело плохо, да?

– Да, – сказал я. – Хорошего ждать не приходится.

Миссис Претти сказала, что мы все можем пойти послушать радио на кухне.

– Я, наверное, не пойду, спасибо.

– Ты уверен, Бейз?

– Ты иди, – сказал я Уиллу. – Я останусь.

Без десяти одиннадцать он пошел в дом, а я продолжил заниматься бомбоубежищем. Для освещения с собой мы взяли парафиновую лампу. Вентиляционную трубу уже закрепили наверху, но пламя все равно гасло и горело голубым. Работа мне предстояла простая – настелить доски на деревянную раму и вбить пару гвоздей. Но зато так я отвлекался от других мыслей. Тем не менее я все равно припомнил, как в прошлый раз мне сказали, что в качестве добровольца я не гожусь. Как сильно меня это задело. И была еще одна мысль, которую я никак не мог отогнать, – о том, что эта комнатка – единственная «камера», в которую мне разрешили зайти. Уилл отсутствовал недолго – минут двадцать, не больше. Когда он вернулся, свет парафиновой лампы отбросил тень на стены.