Игорь Пьянков - На линии [из жизни оренбургских казаков]

Шестнадцатого октября Струков подал жалобу на Бородина в том, будто бы он отвратил 48 казаков Илекского городка от переселения. Двадцать седьмого октября Волконский послал Гертценберга, находящегося тогда в должности Оренбургского коменданта, дойти до истины. Восемнадцатого ноября тот в рапорте объяснил, что как жители Илекского городка, так и от крепости Рассыпной по Нижне-Яицкой линии до Оренбурга и по Сакмарской станице казаки и сами чиновники переселиться на Новоилецкую линию считают себе совершенно неудобным и при спросах единогласно представили убедительнейшую просьбу предстательствовать о милостивом воззрении на их положение.

Двадцать девятого ноября 1811 года Волконский донес государю, что атаман илекских казаков, Донское, оказывал действие и страх к переселению казаков, за что Струков обещал ему исхлопотать орден.

Шестнадцатого декабря воспоследовало высочайшее повеление Военному губернатору Волконскому выполнять в точности все дела по решению о Новоилецкой линии. Барклай-де-Толли сообщил также, что, по донесению Струкова, переселению казаков мешает Уральского войска атаман Бородин и что по высочайшему соизволению сие дело будет рассмотрено командирующимся для того флигель-адъютантом Балабиным.

Десятого января 1812 года Балабин прибыл в Оренбург и подал Волконскому рапорт, что по окончании им исследования желающих на коренное заселение Новоилецкой линии казаков Илекского городка не оказалось. Девятнадцатого января князь Волконский донес его величеству о несостоятельности жалобы Струкова.

Первые желающие сыскались через шесть лет.

С благорасположением не получилось, но полковник пересидел князя. Высочайшим указом 19 января 1817 года Григория Семеновича Волконского ввели в Государственный совет. Заменил его состоящий по армии генерал-лейтенант Петр Кириллович Эссен, прибывший 15 марта в Оренбург. О чем на следующий день известил приказ по Корпусу [3] Корпус — в Отдельный Оренбургский корпус входили все военные силы края: как регулярные, так и иррегулярные. за № 1.

Весь утомительный путь к месту назначения, когда между почтовых станций не на что было раздернуть шелковой шторки, Эссен вылавливал из разговоров замечания, до вверенного ему края относящиеся. А в поезде возвращались к домам многие старожилы губернии. По одному, по два подсаживались они в поместительный кузов теплого возка составить на прогон компанию генералу, присмотреться, показать себя. Еще заметая овражную голую поросль, пушила зима, только днем оседая серым настом по южным склонам холмов. Но уже тогда приметилась Эссену безлесносгь земли.

В Самаре поезд главного начальника края принял конвой из казаков Оренбургского и Уральского войск. Рассаживаясь по возкам после отдыха на одном из почтовых дворов за Волгой, Эссен пригласил к себе Василия Андреевича Углецкого, года как два выбранного Войсковым атаманом оренбургских казаков.

— Были в делах с французом? — полуспросил, полуутвердил генерал, приглядываясь к атаману, ища сходство с мало понравившимися ему казаками конвоя — уж больно разношерстной диковатостью попахивало от них. Впрочем, имея сам золотую шпагу с надписью «За храбрость» и военную медаль в память 1812 года, чем весьма гордился, Эссен знал о храбрости сынов Яика, их, опережающих свист, лавах.

— Точно так, ваше высокопревосходительство, в седьмом году бивали супостата. А как решили мир с французом, на турка хаживал. Браилов брал. Да тут и удивительного ничего, на сей случай мы и держимся. Отчизне-то всяк по-своему служит, — при этих словах атаман скосился на набычившегося в углу квартирмейстера Струкова, появившегося в поезде на прогон ранее, напросившись.

— Тут полковник рассказывал мне анекдоты о моем предместнике, князе Григорье Семеновиче…

— Хитро ли… — буркнул Углецкий, правда, так тихо, что его не расслышали.

Еще в Петербурге, встретив Волконского и вежливо выслушав советы не доверять Струкову, Эссен почувствовал желание досадить родовитому чиновнику.

— У меня нет оснований подозревать полковника, однако трудно поверить, чтобы князь допустил расхаживать по городу в ночном колпаке?

— Хоть бы и в колпаке… — Углецкий видел, что генералу приятно видеть предшественника в шутовском роде, но он любил князя и, понимая, что идет на риск, все же сопротивлялся. — Грешно скрывать, с чудинкой был… Совершая, к примеру сказать, прогулку, гарнизону не скликал. Мог и на обывательской телеге подъехать. Да вон хоть с его отцом случай возьмите… — атаман указал в окно на скачущего обок с возком казака. — Этот-то, Кирилл, казак справный, но до старшего Колокольцева ему тянуть и тянуть. А значит, дело так сложилось: привез почтенный однажды дровни хвороста. У города видит — застит ему путь старичок с бадиком, к воротам подбросить просит. Казак, не будь дурнем, положил за то помочь стаскать хворост. Едут, беседуют, часовой у будки вытянулся и на караул отдал. Казаку только смешно, он уж шутит: уж не тебе ли, Сивый, почет? Погляди, дедусь, какой у меня конь важный! Ну, держат дальше. Поодаль губернаторского дома едут… Тут старичок упроси пристать на малость. Еще Сивый дергает, а уж адъютанты, дежурные! Смекнул казак, во что втяпался, и уноси ноги. Нанял работничка! Только лошадь уж под уздцы держат. Тут и старичок подходит, извиняется, что недосуг хворост таскать, и монету сует… Чудак, конечно…

Спереди, оттуда, где разбивали снег оренбургские казаки, донеслось протяжное, полноголосое пение.

— Че ж, Лука, не подхватывашь? Аль песня мимо души? — крикнул через возок едущему с противоположного боку уральскому казаку Луке Ружейникову Кирилл Колокольцев.

Подле окон губернаторского возка держалось по казаку от каждого из двух казачьих войск края, составляющих почетный конвой. Версты через три казаки менялись.

— Словам не учен, — откричал Ружейников знакомцу по ожиданию в Самаре поезда Военного губернатора.

— Тады как знаешь, — махнув на противившегося казака и подстроившись к общему хору, Колокольцев затянул:

Собственно из-за этой припевки и зажал голос Ружейников. Был он из станицы Сакмарской, давнего обиталища казаков Уральского войска, расположенной на берегу быстроводной Сакмары и ожившей задолго до заведения стен Оренбурга. Вина ли сакмарцев, что потом под бок к городу-крепости прилегла на берег реки торговая татарская Сеитова слобода?