Имоджен Кили - Белая мышь [litres]

Нэнси с группой вернулись, и она отвлекла всех от тяжёлых мыслей, заставив организовать расчистку отходных путей вдоль долины. Но с течением времени масштаб потерь открылся им в полной мере: опустели несколько крупных складов оружия, разрушен лазарет и его оборудование, склад и автобус Нэнси. А также были убиты люди.

Вещи Нэнси были в грузовике. Когда они поняли, что лагерь уничтожен, она сразу сняла с себя костюм проститутки и переоделась в брюки и сапоги. Ещё до подъезда к лагерю в бензобак их грузовика попала пуля. Он вспыхнул, и Нэнси почувствовала жар на лице, очень похожий на вспышку стыда. Для Франа эта вспышка стала погребальным костром. Его обгоревшие останки они захоронили у дороги и выложили на земле крест из камней.

Ночь выжившие бойцы провели разрозненными группами в лесу по обе стороны реки, избегая дорог и отходными путями добравшись до запасной позиции около Орийяка. Время от времени над ними пролетал «Хеншель» и давал пулемётные очереди по листве в надежде поразить случайную группу. Но попаданий не было. Когда Нэнси и Рене пришли на запасную позицию, Тардиват и Форнье были не в состоянии взглянуть ей в глаза. Сейчас всё было совсем не так, как после налёта на лагерь Гаспара. Никто не праздновал, не рассказывал яркие истории про героизм и удаль бойцов. Всё было пропитано поражением, а маки шептались между собой только о потерянном оружии и о том, как немцы отомстят жителям деревень, рядом с которыми их обнаружили, и как пострадает население Монлюсона от атаки на штаб гестапо.

Нэнси нашла угол в полуразрушенном сарае, где спали Форнье и Тардиват. Они были совершенно обессилены и переговаривались очень тихо. Нэнси же сидела, смотрела в стену и почти ничего не говорила. Она думала об Анри – что ей сделать, чтобы вызволить его из камеры, как узнать, жив он на самом деле или погиб. Когда на запасную позицию придёт Денден, они смогут отправить запросы на допоставку, и, возможно, через несколько дней она сможет вернуться к Бёму и принести ему себя на тарелке с голубой каёмкой. Но сначала нужно всё исправить. Она оставила маки одних всего через несколько часов после обнаружения на территории лагеря шпионки. Тупая боль неизвестности по поводу судьбы Анри, которая сопровождала её с самого дня его ареста, после ночи в Курсе превратилась в мучительную агонию. Она сводила её с ума и уже стоила невосполнимых потерь среди бойцов. И они это понимали.

Дендена она увидела только через два дня. Он шёл в самом конце разбитой группы Гаспара. Когда Нэнси увидела его лицо, она испугалась, что он ранен – от усталости и горя его лицо было мертвенно-бледным.

– Радиоточки нет, Нэнси. – Это было первое, что он сказал, когда они нашли её в сарае. – Я уничтожил её, когда решил, что нам не спастись.

– Значит, теперь у тебя нет ничего, – сказал Гаспар, грузно опустившись на землю напротив неё. – Без богачей из Лондона у тебя нет ничего – ни еды, ни оружия, ни солдат.

Она посмотрела вокруг себя, на то, что осталось от её ближайших помощников. Все они имели сломленный, разочарованный вид.

– Ты должна была быть здесь, – сказал Гаспар, чтобы это слышали все, а главное – она. – Ты позволила этой молодой сучке выдать нашу позицию, потом отправилась на это безумное задание, взяв с собой лучших людей, сняв их с постов тогда, когда они были нам нужны больше всего.

Никто – ни Тардиват, ни Форнье, ни даже Денден – не пытались спорить.

– Хорошо. Я ничтожество, я дерьмо, – сказала она без всякого вызова. – Но нам предстоит работа. Эта группа…

Денден, морщась от боли, начал снимать сапоги.

– Нет больше никакой работы, Нэнси. Осталось только, как и в начале, ставить немцам палки в колёса по мелочам, да и это сомнительно, потому что у нас ни людей, ни оружия.

– Сто погибших, двести раненых, – продолжил Гаспар.

– Бога ради, Гаспар! – закричал Денден. – Она поняла, не дура!

Гаспар повернулся к нему, и Нэнси показалось, что все они прямо здесь и сейчас друг друга и перебьют, оказав тем самым немалую услугу Бёму. Гаспар кинется на Дендена, Нэнси – на Гаспара, Форнье – на неё. Но Гаспар, уже открыв рот, чтобы сказать Дендену что-то убийственное, передумал. Даже он был слишком сломлен для битвы. Она сломала их всех. Нэнси закрыла лицо руками. Кто-то тронул её за плечо. Это был Тардиват – он протягивал ей бутылку воды. Она взяла и поблагодарила. Он не ответил. Она должна всё исправить, должна. Это важнее, чем её личная боль, важнее – сегодня, сейчас – чем Анри. Осознав это, ей захотелось всё бросить, свернуться калачиком и умереть. Лёгкий путь на свободу был отрезан, теперь она уже не сможет сбежать и под видом жертвы заявиться в кабинет к Бёму. У неё есть работа, и её нужно сделать.

– У тебя остался журнал кодов, Денден?

Он кивнул, не глядя на неё.

– Тогда я поеду и достану нам радио. Ты как-то говорил, что в Сен-Амане есть лишнее, оставшееся от девушки, которую схватили в марте?

– У вас ничего не получится, – сказал Гаспар, поднимаясь на ноги. – Пойду к своим.

Денден дождался, когда Гаспар выйдет из сарая, и только тогда ответил.

– Да, мы останавливались с моим другом-мотоциклистом в кафе на площади. Там работает Бруно, он сказал, что у него есть лишний комплект в надёжном месте. Но нам не на чем ехать, Нэнси. Машин больше нет.

– Значит, на велосипеде, – твёрдо сказала она.

– Но до Сен-Амана больше ста километров.

– Через горы немного меньше. – Она знала это и без утерянных карт. Теперь местные дороги и тропы были ей известны почти так же хорошо, как и Гаспару. Денден, Форнье и Тардиват обменялись встревоженными взглядами.

– Я достану вам велосипед, – наконец сказал Форнье.

– Но почему ехать нужно тебе, Нэнси? – спросил Денден. – Разве нельзя послать кого-то из парней? Тебе нужно проверить, какие из наших тайников целы, и как можно лучше вооружить людей.

– У тебя остались мои записи, Денден?

Он достал их из заднего кармана.

– Тогда ты и сам можешь это сделать. Ты, Форнье и Тардиват. А я смогу пробраться через блокпосты – больше это не удастся никому.

Он положил записи к ней в карман и взял её руки.

– Нэнси, здесь повсюду – твоё лицо.

– На постах они не моё лицо видят, они видят обычную французскую домохозяйку. Слушай, я знаю, что вела себя как последняя идиотка. Я всё испортила, мне и исправлять.

Из сумки она достала платье, оставшееся после рейда на штаб гестапо. Кровь на нём засохла, и оно стало твёрдым.

– Тарди, можешь ли ты сделать из этого что-нибудь приличное, похожее на платье вдовы? Господи, я многое бы сейчас отдала за материал моей ночной сорочки.

Тардиват закурил сигарету.

– У меня в рюкзаке ещё есть парашют.

– Значит, сможешь, Тарди?