Дженнифер Доннелли - Дикая роза

– Давай, Уилла, убегай снова. Это у тебя получается лучше всего, – сказал он, следя за ее действиями.

Уилла повернулась к нему. Глаза ее были полны гневных, горестных слез.

– Я поступила гадко. Доволен? – крикнула она. – Сама знаю. Давно. Вот уже восемь лет. Едва забравшись в поезд, уходивший из Найроби, я поняла, что совершила ошибку. Но вернуться я не могла. Было слишком поздно. Я боялась… боялась, что после этого ты не захочешь знаться со мной.

Шейми покачал головой.

– Уилла, – дрогнувшим голосом произнес он, – я же любил тебя, черт побери! И сейчас люблю.

Уилла заплакала:

– И я тебя люблю, Шейми. Я никогда не переставала тебя любить. Я скучала по тебе с тех самых пор, как села в тот поезд.

Шейми подошел к ней, взял в ладони ее заплаканное лицо и поцеловал. Уилла потянула его на кровать. Они сели, глядя друг на друга. Уилла засмеялась, потом снова заплакала. А затем страстно принялась целовать Шейми, запустив пальцы в его волосы. Она снова держала Шейми в объятиях. Он снова был рядом. Уиллу захлестнула радость, какой она не испытывала все эти годы: безумная, опьяняющая и опасная.

– Я люблю тебя, Шеймус Финнеган, – сказала она. – Люблю. Люблю. Люблю.

Шейми отвечал ей такими же страстными поцелуями. Его руки скользнули к ней под блузу. Сладостный шок его прикосновения заставил Уиллу вскрикнуть. Шейми снял с нее блузу, взял в ладони ее маленькие груди и поцеловал. Уилла тщетно пыталась расстегнуть пуговицы его рубашки, пока буквально не вырвала их из петель. Она притянула Шейми к себе, наслаждаясь ощущением его тела – тяжелого, придавившего ее к матрасу и такого теплого.

Она хотела этого. Хотела чувствовать его рядом. Очень хотела. Взяв его за руку, Уилла поцеловала ему ладонь. И вдруг перед ней блеснуло его золотое обручальное кольцо.

– Боже! – сдавленно пробормотала Уилла. – Шейми, погоди… остановись… Я так не могу. Нам нельзя. Это неправильно. Есть не только мы с тобой. Есть еще один человек. Дженни. Твоя жена. Ты не можешь ее предать.

Шейми повернулся на спину. Он смотрел в сумрак чужой, тускло освещенной комнаты.

– Я уже предал ее. Я предал ее в тот день, когда снова увидел тебя в гостиной вашего дома. И я буду предавать ее дальше. Каждый день моей жизни. Сто раз на дню. Предавать желанием быть с тобой.

Уилла уперлась головой в его плечо.

– Что же нам теперь делать? – шепотом спросила она.

– Не знаю, Уилла, – ответил Шейми. – Как бы мне хотелось это знать!

– Дженни, ты не можешь вернуться в Лондон. Я тебя не отпущу. С кем я буду разговаривать? Тут только белки и коровы. За эти три недели я совсем рехнулась. Как же я выдержу еще семь месяцев? – причитала Джози Мидоуз.

Дженни, сидевшая возле уютного камина своего домика в Бинси, подняла голову от вязания и сурово посмотрела на Джози:

– Значит, хочешь вернуться в Лондон? Я слышала, Билли Мэдден очень сокрушается по поводу твоего исчезновения. – (Джози побледнела и замотала головой.) – То-то. Найди себе занятия. Ты умеешь вязать. Знаю, что умеешь. Сама тебя учила. Свяжи что-нибудь для малышки. Ей понадобится теплая одежда. Надеюсь, ты и читать не разучилась. Задай пищу мозгам. Можешь взяться за французский. В Париже очень пригодится. Я найду самоучитель и пришлю тебе. – Джози с несчастным видом кивала, и Дженни смягчила тон: – Ты же знаешь: нужно выдержать несколько месяцев. Потом родится ребенок, я отдам его в приют, а ты отправишься в Париж и начнешь новую жизнь.

Дженни думала, что Джози улыбнется, ведь она старалась, чтобы ее слова звучали ободряюще. Однако Джози даже не улыбнулась.

– Значит, моя малышка отправится в приют? – тихо спросила Джози, которая почему-то была уверена, что у нее родится дочка.

– Да. А куда же еще?

– Не люблю я приюты. Моя ма побывала в приюте. Еще в Дублине. Она такого порассказывала. Волосы дыбом встают. Дженни, я не хочу, чтобы с моей крошкой было так же. Не хочу. Разве мы не можем подыскать ей семью? Такую, где у нее была бы ласковая ма и добрый па? Где о ней будут заботиться и любить?

Дженни отложила вязание и задумалась.

– Можно попытаться, – сказала она. – Пока не знаю, с чего начать. Но я могу поспрашивать у своих подруг. У женщин-врачей, которые наблюдают беременных. Возможно, они знают, где и как наводить справки.

– Ты это сделаешь? – с надеждой спросила Джози. – Нельзя моей малышке попадать в приют. Никак нельзя.

– Я займусь этим, как только вернусь. А ты не беспокойся раньше времени. Его у нас достаточно. Сейчас самое важное, чтобы ты сама была здорова и находилась подальше от Билли Мэддена.

– Ты права. Кругом права. Но лучше бы ты завтра не уезжала, – сказала Джози, голос которой вновь стал капризным.

– Через две недели я приеду снова. Обещаю, – сказала Дженни.

– Через две недели? Я не представляю, как я выдержу одна целых две недели. Не могу я так! – воскликнула Джози и заплакала.

– Джози, успокойся, дорогая.

– «Успокойся, дорогая», – передразнила ее Джози. – Успокоишься тут в задницу! Не ты же здесь торчишь. Тебя бы на мое место. А меня – на твое. Ты такая счастливая. Завтра поедешь в Лондон. Вышла замуж за хорошего человека. Носишь ребенка, которого вы оба хотите. У тебя просто замечательная жизнь и никаких тревог!

Дженни едва не расхохоталась. У нее-то никаких тревог? Знала бы эта капризная девчонка, что ее жизнь состоит из сплошных тревог. Дженни тревожило, что Билли Мэдден может разнюхать, куда скрылась Джози. Ее тревожило, что Шейми узнает истинную причину ее поездки в Бинси. Еще сильнее Дженни волновалась, что он может узнать правду о последствиях ее детской травмы. Едва заколет в боку, где-то заболит или судорогой сведет ногу – и Дженни сразу обуревала пугающая мысль: а вдруг она потеряет ребенка? И наконец, вдруг Шейми бросит ее и уйдет к Уилле Олден? Дженни видела его лицо, когда он обнимал Уиллу. Там, в гостиной, у гроба адмирала Олдена. Ее муж по-прежнему любит эту женщину. Дженни видела это по его глазам, по тому, как он нежно смотрел на Уиллу и как нежно прижимался щекой к ее щеке.

– Джози, у каждого из нас есть свои тревоги, – тихо сказала Дженни.

Джози заплакала еще сильнее:

– Дженни, прости меня, пожалуйста. Какая же я эгоистичная дура! Знамо дело, у тебя тоже есть о чем тревожиться. Тебе рожать, считай, одновременно со мной, а ты еще вдобавок волнуешься за меня и моего ребенка, как за своего. Ты меня простишь?

Джози встала на колени, прильнув к Дженни.

– Не говори глупостей. Ты ничем не провинилась, – сказала Дженни, гладя бывшую ученицу по голове. – Я понимаю, насколько тебе тяжело. Но осталось подождать всего семь месяцев. Не такой уж долгий срок, вот увидишь.

Джози шмыгала носом и кивала. А Дженни, продолжая гладить ее по голове, посмотрела в окно гостиной, за которым сгущались вечерние сумерки.